– И когда ты собирался мне сообщить, что переехал во Флоренцию? – разливая виски по рюмкам, спросил Дон Сальери.
– При других обстоятельствах я бы первым делом нашёл вас, дорогой мой друг, – усмехнувшись и выпив виски, ответил Кол.
– Наслышан я об твоих "обстоятельствах", – подливая виски, улыбнувшись, ответил Сальери, – кто она?
– Ты следил за мной? – спокойно спросил Кол, совсем не удивившись и даже не рассердившись. Ведь слежка, для Дона Сальери обычное дело.
– Да, как только вы ступили на итальянскую землю, – усмехнулся Сальери. – Ну, сам подумай дорогой мой псих! Вдруг, ты приезжаешь во Флоренцию, об этом ничего мне не сообщив, потом оказывается, что у тебя тут поместье. При этом с тобой приехала чудеснейшая девушка, по документам являющаяся твоей приёмной дочерью. Когда я узнал это, я не мог поверить своим глазам! Вы меня страшно шокировали! Вот, я и поставил за тобой слежку. Я волновался за вас, – с неким возмущением говорил мафиози, отчего виски выплёскивалось из его стопки.
– Мог бы просто придти к нам в дом. Ты же знаешь, от тебя у меня нет секретов, – с тёплой улыбкой и как-то по особенному произнёс Кол, будто отец говорит сыну.
– Ну так рассказывай, – раздражённо ответил Сальери и зазвонил в колокольчик, лежащий на столике. Через несколько минут в комнату занесли подносы с морепродуктами и разными закусками.
– Оперативненько, – вскинув брови к верху, проговорил Кол. – Придётся рассказать всё с самого начала, прошу не перебивай меня, – Дон Сальери молча кивнул. Их взгляды стали серьёзными, Кол отвернулся от друга, отпил виски и начал повествовать. – Насколько ты знаешь, когда я был в Англии, я работал в психиатрической лечебнице Номбери. Одним утром мне позвонил коллега и сказал, что привезли девочку с концлагеря, что она должна заинтересовать меня. Приехал и увидел ужасно напуганного шестнадцатилетнего ребёнка невероятной красоты. Номбери собрался её лечить уколами и таблетками, потому что она пряталась от людей и буянила, а она ведь была просто ужасно напугана. В конце концов, благодаря Никлаусу, моему старшему брату, ты ведь помнишь его?
– Да, он замял мне одно дело, – ответил Сальери, подливая виски.
– Ну, и вот, благодаря нему, я забрал её к себе. Дал ей имя. Помыл, обработал раны, забинтовал порезы, уложил в тёплую постель. Наутро она чуть ли не вонзила кухонный нож мне в спину, пока я спал.
– Вот, те раз, – присвистнув, вскрикнул Сальери, от удивления, – и что дальше? – Кол немного помолчал и, осушив стопку, продолжил.
– Я сорвался и поцеловал её, а потом увёз в больницу, где, как я думал, ей будет хорошо, но я ошибся. Тогда я подумал, что не смогу ей помочь, потому что она стала у меня вызывать не профессиональные чувства. Через день или два, точно не помню, я приехал к ней и обнаружил её избитую и снова решил забрать, дал сам себе слово, что буду сдерживаться. Несколько месяцев всё шло хорошо, мне помогала сестра, мы научили её читать, писать, даже готовить, у неё прекратились приступы истерии. Она стала другим человеком, хотя даже когда я только-только её забрал, она не была глупа и умела разговаривать. Она стала настоящей леди, я был очарован ею. И когда всё было так прекрасно, когда я был ей как отец, как старший брат – я всё испортил, – и он опять замолчал.
– И что ж ты сделал? – подливая виски и ёрзая от любопытства на месте, спросил Дон Сальери.
– Я изнасиловал её. Подумать только, она с рождения жила в концлагере и никто не мог до неё добраться, а тут – я. Такой добрый и хороший, как она говорила, взял и лишил её невинности. На утро, пока мы спали, вломился докторишко, который мучил её в больнице. Он хотел убить меня и забрать её. Пока мы дрались, Калли взяла пистолет и выстрелила в него, поэтому нам пришлось покинуть Англию.