“Губы Аято. Его шея” – капелька пота скатилась по виску мальчишки – “Подтянутое тело. Плоский живот. Гладкая грудь” – Кен рвано вздохнул, а книга с характерным звуком выпала из его рук прямо на кафель.
И Судзуки словно в безумной погони начал стягивать с себя рубашку, кидая ее рядом с недочитанным романом. Мальчик подошёл ближе к душевой кабинке, включая холодную воду. Сняв с себя всю оставшуюся одежду, Кен встал под ледяные струи, тут же закидывая голову назад. Он терялся и плыл в ощущениях, его тело то и дело содрогалось от приливов удовольствия. Кен лишь закрыл глаза и отдался воле чувств, которые накрыли его с головой так, что никакой ледяной душ не мог остудить этот жаркий пыл. Судзуки никогда не испытывал чего-то подобного. Он просто хотел. До одури желал выпустить весь накопившийся пар.
Спустя десять минут Кен уперся о стенку душа, издав томный стон. Коленки начали медленно подкашиваться, а сам парень тихо съехал вниз по стене, поджимая ноги к груди. Осознание начало понемногу приходить к нему, и он с ужасом спрятал свою голову в коленях, тем самым скрывая раскрасневшиеся щеки. Сердце перестало бешено колотиться. Теперь же оно стучало медленно, но громко и резко, так, что его биение можно было услышать, не прислоняясь ухом к груди. Кену-таки удалось найти ответы на все мучающее его вопросы. Но теперь в комнате повисла лишь одна единственная мысль.
“Что я натворил?”
Крепче прижимая колени к груди и лихорадочно содрогаясь, Кен неожиданно начал плакать.
Спустя пять минут в дверь ванной комнаты начали стучать. А через стену послышался обеспокоенный голос:
– Братишка, все в порядке?
Первое, о чём подумал Кен:
“Он все слышал”
Кареглазый парень быстро выскочил из душевой кабинки и наспех начал натягивать на себя одежду, запихивая книгу в черные брюки. Пару раз мальчишка чуть не поскользнулся, но всё-таки подбежал к двери и схватился за ручку. Внезапно Кен остановился. Он понятия не имел, что его ожидало по ту сторону стены. Мальчик боялся, что весь дом слышал его и теперь поджидает, чтобы напасть, обвинить, обсмеять и сравнять с землей. Кен нервно сглотнул. Трясущейся рукой он надавил на железную ручку, открывая дверь и мгновенно зажмуривая глаза. Судзуки почувствовал, как на его плечи легли чьи-то ладони.
– Слава богу, вышел. Я уж думал, что ты превратился в русалку и поселился в нашей ванной, – слегка хохотнул Аято – Ты чего там застрял?
В ответ Кен лишь испуганно раскрыл рот, пытаясь промямлить что-то бессвязное. Блондин заметил волнение на лице младшего и сильно удивился. Однако больше вопросов он решил не задавать, списав странное поведение брата на нервотрёпку от предстоящих экзаменов.
В скором времени парни улеглись в свои постели, готовясь ко сну. Но на протяжении всей ночи Кену так и не удалось сомкнуть глаз. Именно в этот момент Кен осознал, что его жизнь обречена. И сомнений у мальчика не осталось. Он родился бракованным. Хотелось просто закрыть себя в коробке, плотно запаковать и отослать на далёкий остров. Подальше от людей, на самый край цивилизации. Кажется, что сейчас Кен возненавидел себя как никогда ранее, всем сердцем. Боль в груди не прекратилась и к утру лишь усилилась. Только теперь к всепоглощающему стыду добавился страх. В один момент Кен подумал над тем, что ему и вовсе лучше ограничить себя в контактах с людьми.
Уже утром, вставая с постели, Судзуки испуганно посмотрел на соседнюю кровать, где все еще дремал Аято. Кен облегченно выдохнул и быстро надел на себя школьную форму. В то время как мальчик завязывал галстук, послышалось копошение на кровати старшего. Аято проснулся и, все еще жмурясь, пожелал Кену доброго утра. В ответ кареглазый съежился и, прошептав, что спешит, выбежал из спальни. За завтраком Кен мельком поглядывал на отца, боясь, что тот что-то заподозрил.
Но хуже всего мальчик почувствовал себя в школе, в окружении людей. Кен проходил по коридору и ощущал на себе многочисленные взгляды. Казалось, что все косились на него и перешептывались, указывая пальцем. Сознание словно плыло в прострации. Каждый смешок, каждое слово, каждый взгляд. Кен принимал всё на свой счет. Словно целая школа узнала его секрет, открыла черный ящик Пандоры, выставляя его напоказ. Аято пытался поговорить с братом, узнать, в чем дело, но это было бесполезно. Кен лишь отнекивался, говоря, что просто сейчас на него навалилось много учёбы, и убегал. Судзуки сбегал в туалет или библиотеку в страхе быть пойманным. Сидя там, в полнейшем одиночестве, Кена располагал большим количеством времени, чтобы пораздумать над своими чувствами. И тут он вспомнил, как, бывало, краснел при виде других парней, как смущённо отводил взгляд в раздевалке и, боже, как близко касался тела Аято. Кену было стыдно, до ужаса паршиво и запредельно неловко. А передвигаться по школе к концу занятий оказалось практически невозможным испытанием. Паранойя Кена достигла своего апогея, когда мальчик начал дёргаться от случайных касаний и убегать, ловя на себе какой-либо взгляд.