“Твою мать. Как же он красив. Широкие плечи, плавно переходящие на выпирающие ключицы, его сильные руки, крепкая грудь, оголённый торс. Интересно, и когда он успел накачать такой пресс, не вылезая из учебников?”
Жадно бегая глазами по телу Кена, Аято не понял, как начал краснеть от собственных мыслей. А Судзуки тем временем заметил румянец на щеках блондина и, улыбнувшись, подошёл ещё ближе к парню, опуская руки на ремень своих брюк. Он медленно начал стягивать их с себя, и сердце Аято участило удары. Блондин до одури хотел продолжения и одновременно с этим надеялся, что Кен остановиться. Когда Судзуки кинул брюки на тот же стул, где уже висела рубашка, Аято смущенно опустил голову вниз, прикрывая лицо ладонью. Кен ухмыльнулся и убрал руку Аято, заставляя того посмотреть на себя. Такимура пересилил смущение и, сглотнув, продолжил наблюдать за младшим. Но его крепких нервов хватило ровно до того момента, когда Судзуки потянулся к нижнему белью, начиная оттягивать резинку своих боксёрок.
Аято моментально прекратил его действия, хватая за руку и не давая закончить начатое.
– Пожалуйста, не нужно, – прохрипел блондин, поднимая на Кена щенячьи глаза.
Шатен приблизился к лицу Аято, который уже был доведён до предела, и сексуальным голосом прошептал:
– Что, и сейчас не стесняешься?
Такимура подавился воздухом, а всё его тело словно онемело, намертво прицепившись к кровати. Он собрал остатки своего рассудка и ответил:
– О да, передо мной стоит полуголый парень, а я, как ни в чём не бывало, должен сохранять спокойствие. Ты с чего это начал раздеваться, Кен?
– Просто решил доказать тебе свою правоту. Признай же, что стесняешься меня, Такимура. В обратном случае, можешь раздеться сам, – тихо сказал Кен, опуская руку на торс Аято.
Младший начал приподнимать край черной футболки парня, слегка касаясь пальцами низа его живота. Такие манипуляции вызвали табун мурашек у блондина.
– Кен, прекрати! – резко выкрикнул старший, отталкивая брата от себя и спрыгивая с постели. Не успел Кен и глазом моргнуть, как Аято, словно ошпаренный, выбежал из спальни, громко захлопнув дверь.
Такимура скрылся в ванной комнате и подошёл к раковине, упираясь в неё руками. Он сам бы не нашел обоснования своим действиям, но штаны стали до одури узкие, а в районе ширинки выпирал заметный бугорок.
“Сбежал. Так позорно” – усмехнулся Такимура, смотря в своё отражение в зеркале. – “А меня и вправду можно смутить, как маленькую девчонку. Чёрт. Я так облажался”
Этим временем, Кен, всё также в одних боксёрках, подошёл к ванной комнате, медленно заходя в неё. Услышав шаги парня, Аято смущённо посмотрел на Судзуки, пытаясь избежать контакта глазами
– Прости, это была лишь шутка, – виновато сказал Кен. – Я не собирался соблазнять тебя, – попытался отшутиться кареглазый.
– Очень смешно, – саркастично выдохнул Аято, отходя от раковины и прислоняясь спиной к холодной стене. – Хотя, это ты извини, я, наверное, глупо выглядел.
– Нет, нет, не беспокойся об этом, – убедительно выставил ладони вперёд Кен. – Я увидел твою настоящую реакцию. Ты был собой. А это самое главное, – Судзуки как можно ближе подошёл к блондину. – Ты так умело справляешься со своими бесчувственными масками на людях. Но при мне забудь о них. И о своих ярлыках тоже забудь, – договорил он, хватаясь рукой за запястье старшего.
Аято почувствовал, как по телу вновь прошлись мурашки, а возбуждение нахлынуло с новой силой, как только Кен приблизился к нему. Только в этот раз Такимура захотел поцеловать младшего, вкладывая в этот поцелуй все свои эмоции и ощущения. Однако он быстро передумал делать это, ведь дверь в ванную комнату была открыта. Аято вздохнул, поднимая свои голубые глаза на Кена. Но тот, в свою очередь, заметил некое беспокойство и печаль во взгляде напротив, а потому решил задать блондину вопрос.
– Тебя что-то волнует? Не молчи об этом, прошу, – трепетно произнёс Кен.
– Нет, не волнует. То есть, это скорее заставляет задуматься над многим, – еле слышно ответил Аято. – И эти мысли иногда вызывают у меня и грусть, и ярость, и обиду одновременно. Ведь, не смотря на твои слова, ярлыки с меня никуда не денутся. Я одиночка с кучей проблем и нервной нестабильностью в придачу. Я знаю, что ты любишь меня таким, и я тоже люблю тебя по гроб своей жизни, но, видишь ли, именно поэтому мне так хочется стать лучше для тебя. Достойнее что ли. Я всё изменить готов и на всё пойти. Но дело в том, что я, правда, не знаю, кто я. Без понятия, как мне вообще удаётся распутывать свои многочисленные ошибки, оставаясь целым и невредимым. Но даже если я и смогу поменять себя снаружи, то в душе останусь всё таким же грязным и испорченным, – грустно выдохнул он. – Если бы я только знал, кто я такой, то непременно бы изменился. Но как мне стереть своё такое неправильное Я, – к последнему слову голос Аято совсем притих.