Все. Я больше не хочу думать об этом. По крайней мере, сегодня. Я устал. Я хочу уже уснуть в своей жесткой постели на полу. Я уже не помню, для чего я затеял все эти игры с аскетизмом. Наверное, как раз для того, чтобы моя мысль не летела без контроля, как сейчас, и у меня бы получалось замыкать логические цепи, по собственной же глупости начинаемые мной. И вновь, стоило мне подумать об этом, как меня снова лишили покоя искренние сомнения. А нужно ли вообще замыкать эти самые цепи? Истина. Она линейна и безгранична или замкнута в единой системе определений, исчерпывающих себя в своей же собственной полноте? Эти мысли не позволят мне уснуть. Они взяли в заложники мой разум. Разум? Может быть, просто головной мозг? Синонимичны ли эти понятия? Пожалуй, нет. Где тогда грань? Кто даст мне ответ?
– Хватит задавать вопросы, ответы на которые тебе не дадут ничего. – Голос из пустоты прозвучал спокойно и размеренно. Я не испытал ни удивления, ни страха. Его появление показалось мне само собой разумеющимся. Я прекрасно знал, кто это. Я называл его Странник. Обычно он приходил ко мне в те моменты, когда я был совершенно опустошен. Спокойно и не открывая глаз, я ответил:
– Давно не виделись, – произнес я и тут же задал свой наивный уточняющий вопрос: – Почему ты здесь?
– Вопрос звучал бы не менее глупо, если бы его задал я тебе.
Я немного усмехнулся. Мой собеседник подметил это очень точно. И в самом деле, зачем я задал такой вопрос? Тем более ему.
– Прости, я просто не знал, как начать нашу беседу. Но я должен признать, что ты как нельзя более вовремя.
– Что-то случилось?
Я невольно засмеялся. Он только что упрекнул меня в бессмысленных вопросах и тут же задал подобный вопрос сам. Все так же, не открывая глаза, я окинул взором моего гостя. Я слишком хорошо помнил его облик. В нем все было непринужденно-идеально и не было никакой вычурности. Его не слишком длинные и не слишком короткие черные волосы были незначительно покрыты сединой. Ростом он был, как мне казалось, чуть выше меня, хотя это могло быть лишь видимостью. Одет он был довольно просто: свободный балахон темно-бордового цвета с просторным капюшоном, закинутым за спину, аккуратные темные джинсы и выглядящие дорого походные кожаные ботинки. Он являлся ко мне в разных образах, и мне хотелось найти в его внешнем виде хоть какой-нибудь недостаток, но я должен был признать, что он идеален был во всем.
После небольшой паузы я наконец ответил ему, вспомнив Лермонтова:
– Да. Однажды меня угораздило родиться.
– Однажды тебе предстоит и умереть, – подхватив мою мысль, ответил мой гость и продолжил: – Надеюсь, ты не забываешь об этом?
– Стараюсь ни на мгновение не забывать. Но мне страшно. Ты же знаешь, что я всегда боялся всего, что связано со смертью. Раньше я был хоть в чем-то уверен, а сейчас же вокруг меня один только бред. Бред и сомнения в этом же бреде.
Усмехнувшись, Странник ответил мне:
– Мне кажется, ты сейчас излишне категоричен, к тому же напрашиваешься на жалость к себе.
– Но разве я не имею права на жалость к себе? – начал было отвечать я, но тут же прервался и через секунду понуро добавил: – Хотя… Ты, как всегда, прав.
Я не мог не признать этого. Он был неизменно точен, и казалось, что эта точность была естественна для него. Морщины на его лице невольно наводили на мысль о множестве жизненных перипетий, через которые он, вероятно, прошел за годы своей жизни. Сколько ему было лет? Я не знал достоверно. Но всяко больше, чем мне. Выглядел он лет на сорок пять.
Я решил сформулировать свою проблему как можно более точно:
– Я не знаю, зачем мне жить дальше, и не знаю, где взять уверенности, что хотя бы какой-то путь правильный.