– Остановись уже.
Я обернулся на голос и тут же получил от Странника мощный удар в солнечное сплетение. Его удар сбил мне дыхание, и я непроизвольно согнулся. Странник всегда появлялся неожиданно, с разного рода сюрпризами, но внезапного удара из ниоткуда я ну никак не мог ожидать. Однако это, похоже, было не все. Он подошел ко мне и, схватив меня за волосы, с нетипичными для него эмоциями негодования сказал:
– Что за порнографию ты тут сам с собой разводишь?
– Что ты творишь? Я просто… пытался разобраться в себе.
Я пробормотал это не очень внятно, так что мои слова не прозвучали достаточно убедительно.
Подойдя ко мне чуть ближе, Странник свысока довольно спокойно взглянул на меня и так же спокойно спросил:
– Что это за нытье про одиночество?
– Но мне и вправду одиноко! – насколько мог громко сказал я.
Странник наклонил голову набок и внимательно посмотрел на меня. По его взгляду трудно было понять, он собирается меня выслушать или же снова ударить. Наконец он сказал:
– Продолжай. Только не уходи от ключевой темы. На всякий случай уточню, что ключевая тема – одиночество.
Я, как всегда, понимал, что Странник был прав. Он всегда был прав. Я действительно ныл сам себе. Я умудрялся быть неискренним даже в своих собственных мыслях. И самое отвратительное, что, даже осознавая это, мне трудно было мыслить как-то иначе.
Не желая больше получать ударов, пусть даже и заслуженных, я решил хорошо взвесить следующую фразу. Но делать это нужно было не слишком долго, иначе ее взвешенность плавно перетекла бы в наигранность. Это очень тонкая грань между мимолетным бредом из подсознания и красивой и аккуратной, но совершенно бесполезной фразой, измусоленной сознанием. Определив для себя эту грань в четыре секунды, я, заикнувшись на первом слоге, начал отвечать Страннику:
– Д-да, я действительно одинок и понимаю, что сам в этом виноват, но…
– В чем именно ты виноват? Давай попытаемся обойтись без наигранного комплекса вины, – перебил меня он.
Чуть помедлив, Странник добавил:
– Четыре секунды все же многовато. Начинай говорить чуть быстрее.
– Ну, да… наверное. И все же в этом есть доля моей вины.
– Конечно же, есть! Но только ты не с того конца начал к этому подходить. Почему ты сразу заговорил про вину? Давай начнем с того, как давно и почему ты решил, что ты одинок?
Вопрос был непростым. Но, за пару секунд прокрутив в голове последние полгода своей жизни, я ответил:
– Я думаю, что последние несколько месяцев. Вернее, одиноким я был намного дольше, просто ощущать это стал только после того, как окончательно убедился, что потерял ее.
– Пару часов назад ты наорал на парня за то, что он сходит с ума из-за девчонки.
– Ну, ты сравнил, конечно… Привет! Я все еще здесь! И мои мозги не растеклись по асфальту, – немного выпрямляясь, с неподдельным возмущением довольно громко сказал я.
– Но ты ведь думал о подобном и не раз, хотя и отметал такие мысли, как только они появлялись, – с живой усмешкой проговорил Странник и едко добавил: – Кстати, мозги не растеклись. При подобном падении в основном внутренние повреждения и всякие ссадины. Голову он разбил, и крови из нее немного вытекло, но мозгов на асфальте не было.
Я сделал вид, что не заметил последнюю ремарку Странника, и довольно решительно продолжил развивать свою мысль:
– С ней я не ощущал одиночества. Мне всегда было достаточно одного человека, который был бы рядом со мной. И если такой человек рядом был… человек, на которого я мог бы полностью опереться, то я мог забить на всех остальных.