Наверное, это задумывалось как эффектный уход со сцены. Уж лучше бы по-английски, не прощаясь. И что бы это значило? Подождем… Молли меланхолично пожала плечами. Вскоре в доме послышалась возня, как будто кто-то двигал мебель или перетаскивал с места на место коробки с бытовой техникой. Это продолжалось с полчаса. Молли успела изнемочь от скуки и… любопытства. Потом звуки стихли. Прошло еще несколько часов. В течение этого времени Генри не подавал признаков жизни. Казалось, он вовсе забыл о существовании Молли и об обещании устроить ей самый романтический ужин за всю ее жизнь.
И вот – шаги по скрипучей лестнице. Дверь снова отворилась, подарив Молли еще несколько секунд надежды, и появился сияющий Генри. В руках он держал большой сверток, перевязанный крест-накрест ярко-красной лентой.
– Что это? – Молли попыталась изобразить радость.
– Открой.
Генри протянул сверток. Теперь Молли даже не нужно было играть: ей было действительно интересно. Быстрые пальцы развязали роскошный бант, прошуршали блестящей оберточной бумагой, и взору Молли предстало вечернее платье густого бордового цвета на тонких, почти невесомых лямочках и почему-то отороченное искусственным мехом по низу. В комплект входило боа, довольно громоздкое. По модели платья и аксессуару Молли догадалась, откуда появилось это произведение портновского искусства. Она поднесла ткань к лицу и принюхалась. Ну конечно! Запах кулис она не спутала бы ни с чем!
Хотите спектакля? Отлично.
Молли скинула свое платье и переоделась. Пожалела, что нет зеркала.
Надеюсь, я выгляжу эффектно, подумала она. Хотя… да какая разница! Даже лучше, если это платье мне не идет. Сам виноват! Красть костюмы из театра – бредовая идея. И в чем же, интересно, будет наш мистер Казанова? Скорее всего, в банальном фраке черного цвета. Хоть бы рыцарем в блестящих доспехах нарядился, что ли…
Молли живо представила себе эту картину: распахивается дверь и на пороге появляется Генри. И конь. Белый. Можно в яблоках. Генри элегантно спускается «на бренную землю», становится на колено и протягивает из-за спины очередной букет.
Ну уж нет, только не цветы! Сыта она ими по горло!
Тут дверь действительно распахнулась. Молли изумилась: Генри научился ступать тихо? Но на пороге никто не возник. Ни Генри, ни конь. Молли осторожно вышла из комнаты, подошла к лестнице. Комната внизу была вроде та же, но вроде и не та.
Разница заключалась в почти полном отсутствии паутины, так приятно удивившей Молли вчера, и в некоторой перестановке. Теперь вся старая мебель куда-то исчезла, а посередине комнаты стоял сервированный стол со скатертью, опускавшейся до пола. На нем – ваза с розой. Естественно, эту композицию дополняли два стула. Стены были задрапированы тяжелой на вид тканью – что, опять из театра? – а вдоль них на полу стояли свечи. На столике также трепетали огненные саламандры – семь свечей в массивном подсвечнике.
Раздалась музыка. Молли без труда узнала «Pretty Woman». Да, выход под фанфары. Вперед! Смелее же! Шоу должно продолжаться.
Молли спустилась по лестнице. Из дверного прохода напротив показался наконец Генри. Фрак. Черный.
Никакой фантазии.
– Танец?
– С удовольствием.
Комедия-дуэт продолжалась. Вот только один человек играл, а другой – жил в этом мире. Только теперь Молли это в полной мере ощутила. И поняла, насколько опасно смешивать мир иллюзий и реальность. И всем сердцем прочувствовала фразу, как бы между делом брошенную мистером Айсхолдом: «Вот только как бы не забыть, мисс Роуз, что от вечера до вечера – это тоже жизнь. Причем эти двадцать часов – гораздо больше «жизнь», чем то, что происходит на сцене. И только она – принадлежит вам».
Генри хочет жить чьей-то другой жизнью. Чем же ему не нравится он сам, такой, какой есть? Ведь такой, какой сейчас, он не настоящий. Он делает то, что видел на сцене, повторяет реплики героев. И стереотип его поведения подчинен театральным правилам: весь этот пафос, красивые позы и фразы… Ах, Том был тысячу раз прав!
Молли поняла, что в театре заключена не только возвышающая человека сила искусства, но и разрушающая.
Наверное, все зависит от того, как ты сам понимаешь игру и жизнь. И каждому – свое.
Молли с сочувствием посмотрела на Генри. Он ободряюще улыбнулся. Танец был окончен. Генри поклонился партнерше, она изобразила реверанс.
– Немного вина?
– Пожалуй.
Генри повернулся к Молли спиной и принялся откупоривать бутылку. Молли вновь возмутилась его манерами. А потом ее осенило: он же не видит, что я делаю, не контролирует. Сейчас! Потом будет поздно! Она смерила взглядом расстояние до двери. Нет, не успеть. Да и догонит.