Протягиваю Вам дружески руку через океан — как у Меримэ или у Гофмана — выбирайте любого — дьявол через реку с огнем.
Но моя рука хочет только пожать Вашу и погладить нежно всех Ваших собак.
Искренно Ваша
Ирина Одоевцева
<На полях:> Будьте милым, Владимир Федрович, пришлите нам Ваши стихи, ведь наверно имеются у Вас, хотя и не для печати. Пожалуйста. И «Гурил<евские> романсы».
Отчество «поэта Одоевцевой» — Владимировна.
Пятно сделано Г<еоргием> В<ладимировичем>, решившим прибавить свое письмо к моему[31].
2
<начало марта 1956 г.>[32]
Дорогой Владимир Федрович,
Только приписка к письму Г<еоргия> В<ладимировича> и благодарность за собачьи портреты. Завидую Вам — до чего они все очаровательны. Когда-то и у меня была целая собачья семья. А теперь, как
Но у меня — увы! увы! даже и змеи собственной нет, не говоря уж о лошади.
Но вот чего я не знала. Вы пишете «моя теща» и «мы» — значит, у Вас есть жена?[34] Пожалуйста, передайте ей от меня сердечный привет и — если она разрешит — напишите мне о ней.
Теперь, чтобы раз навсегда покончить с Вlак’ом. Правы Вы, а не я. Сознаюсь, что почему-то казалось, что Вы пишете не Блейк, а Бляйк. Вернее, я почему-то Ваш Блейк воспринимала, как Blike, и только рассуждение
о длинном а и дифтонгах — с ними я ведь тоже в свое время слегка познакомилась, хотя по-английски, как и по-русски, по-французски и по-немецки говорю по слуху — выяснило мне мою ошибку, вернее, что я почему-то считала, что Вы говорите Бляйк. Все-таки считаю правильнее классическое начертание Блэк, как и Шекспир — привычнее. К чему тут «революционность» и «смущение умов»?
За стихи Ваши пребольшое спасибо. «Гурилевские романсы» меня так же восхитили, как и в первый раз. Единственные две строки, которые я бы переделала:
«Синяя роза» чересчур искусственна и выпадает из прелестной ткани поэмы. Но это пустяк. А кроме того — одни комплименты и поздравления.
«Стихи»[35] с поэмой, конечно, ни в какое сравнение не идут. Но и в них мне многое понравилось — по содержанию. Жаль, что они «мало звучат» и ритмически слегка скучноваты, хотя и тут есть находки. Но вот что в моем стихотворении Вы нашли цветаевские интонации — это, простите, удивительно.
Глазы — Северянина. «О, поверни на речку глазы, я не хочу сказать глаза»[36].
До свидания. Пишите скорей и больше.
3
18 марта 1956 г.
Дорогой Владимир Федрович,
Большое спасибо за секретное сообщение о Вашей жене. Сочувствую ей всем сердцем и очень надеюсь, что она достигнет успеха в Голливуде. Может быть, и мне удастся увидеть ее на экране. Ведь в жизни все и страшно трудно, и изумительно легко, вернее, то, что было вчера, становится сегодня легче легкого — и наоборот, к сожалению. Но я верю, что пожелание удачи очень помогает.
Вот что она не любит Ваших стихов — жаль. Но, конечно, она права — выгоднее во всех отношениях писать не по-русски. Я этому следовала всего один раз: когда написала «Laisse toute Esperance» вышедшую потом у Чехова — «Оставь надежду»[37]. Читали Вы? И если да, то что думаете о нем?
Писала прежде по-русски оттого что
Моя очередь спросить — чье это?
Я знаю Радлову[38] и ее мужа[39], хотя не видела их с Петербурга и вряд ли даже узнала бы их. Какие они теперь?[40] И все ли она восхищается собственной красотой? Кстати, знаете ли Вы, что это ему Ахматова посвятила, или, вернее, это о нем — «я не знала, как хрупко горло под синим воротником»?[41] Впрочем, шея у него была скорее бычья, за что Ахматова и влюбилась в него — без взаимности. В нее же в это время был влюблен брат Радлова, Николай Эрнестович[42]. По-настоящему очаровательный и с хрупкой шеей. Ну, вот я и посплетничала.
А теперь у меня к Вам и просьба, и секрет. Если Вам действительно не трудно, пришлите Г<еоргию> В<ладимировичу> еще Ледерплакс[43]. Здесь не достать, а ему необходимо. Он запретил мне писать Вам об этом. Не выдавайте меня — будто от себя. «Мы, советские, злые и материалистичные». Пардон, не верю! В особенности после письменного знакомства с Вами.
Кончаю, не оттого, что мне хочется, а оттого, что надо отправлять письмо, вместе с письмом Г<еоргия> В<ладимировича> — он торопится на почту и не согласен ждать.
Сердечный привет Вашей собачьей семье. Пишите мне в следующий раз побольше — покажите «ширину русской души», а то если так продолжать, дойдем до поклонов через Г<еоргия> В<ладимировича>, что меня совсем огорчит.
И.О.
4
27 октября <1956 г.>
Дорогой Владимир Федрович,
Ваше письмо пришло как раз, когда я сама собиралась писать Вам по поручению Г<еоргия> В<ладимировича>. Он, не получая от Вас ответа, заскучал. Теперь выяснилось, что Вы его письма не получили, непонятно почему.
Как Вы знаете, он болен и пишет редко и с трудом. Так что жаль, что письмо пропало.
Восстанавливаю его в главном — благодарность за полученные деньги Вам и всем участникам. Благодарность за Lederplex, тоже дошедший. И дальше «о вечности, о подвиге, о славе»[44] и прочих пустяках. Впрочем, у Блока, кажется, «о доблести», но вечность служит фоном грустному существованию Г<еоргия> В<ладимировича>.
Стихи Моршена[45], к сожалению, не понравились ни Г<еоргию> В<ладимировичу>, ни мне. Одних высоких чувств мало, а как стихи они совсем слабы. Прежде были гораздо лучше — и старые совсем, про тюленя[46], и потом в «Нов<ом> журнале» — «пойдем, пойдем, ангел милый», и еще много других[47]. Ужасная штука эта «геданкенлирик»[48], до чего губительная.
Теперь совсем о другом — Вы так и не написали, получила ли Ваша жена роль в «Zauberberg’e»[49] и как ее дела в Холливуде. Меня это очень интересует.
А Г<еоргий> В<ладимирович> просит писать ему почаще, он чрезвычайно Вас полюбил, и письма Ваши для него радость. Ценит он очень мало кого, а Вас очень. Живется ему сейчас скучно. Пишите и присылайте новые стихи. Пишите побольше о себе.
Могу себе представить, как невесело зубрить польский язык! Разве нельзя было без этого? И долго это будет продолжаться?
Витамины Г<еоргий> В<ладимирович> все съел — Вы правильно рассчитали. Если совсем не трудно, пришлите. Но если трудно — не надо. Но пишите непременно.
Г<еоргий> В<ладимирович> шлет низкий поклон, а я сердечный привет.
<На полях:> Как-нибудь соберусь и напишу Вам о В<ашем> «Моцарте»[50]. Очень мне понравился — как и почему и за и против.
5
31
В конверт было вложено также письмо Г.В. Иванова, датированное 2 февраля 1956 г. (см.: Georgij Ivanov / Irina Odojevceva. Briefe an Vladimir Markov 1955–1958. S. 4).
32
Датируется предположительно по содержанию, и если это действительно приписка к письму Г.В. Иванова, то письмо не сохранилось, во всяком случае, в издании: Georgij Ivanov / Irina Odojevceva. Briefe an Vladimir Markov 1955–1958 / Mit einer Einl. hrsg. von H. Rothe. Koln; Weimar; Wien: Bohlau Verl., 1994 — между письмом Иванова от 2 февраля 1956 г. (.№ 4, которое само являлось припиской к письму Одоевцевой от 1 февраля) и письмом Одоевцевой от 18 марта (№ 6) значится лишь письмо Иванова от 24 марта (№ 5).
33
Одоевцева неточно цитирует частушку из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова, сочиненную и подаренную им поэтом и сценаристом Михаилом Давыдовичем Вольпиным (1902–1988). У Вольпина: «У Петра Великого / Близких нету никого…».
34
Жена Маркова Лидия Ивановна Яковлева в конце 1930-х гг. в была актрисой Ленинградского академического театра драмы (бывш. Александринский театр), затем в эмиграции пыталась сделать актерскую карьеру в Голливуде.
37
Роман И.В. Одоевцевой «Оставь надежду навсегда» первоначально вышел в ее собственном французском переводе: «Laisse toute esperance» (Paris, 1948). На следующий год роман вышел на английском — «All Hope Abandon» (New York, 1949; F. Reed, tr.) и испанском «Abandona toda esperanza» (Barcelona, 1949; Luis de Caralt, tr.); отдельное издание на русском языке появилось гораздо позже (Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1954).
38
Радлова Анна Дмитриевна (урожд. Дармолатова; 1891–1949) — поэтесса, жена С.Э. Радлова (с 1914). А.А. Ахматова отзывалась о Радловой недружелюбно, см: Лукницкий П.Н. Acumiana: Встречи с Анной Ахматовой. Paris, 1991. Т. 1. С. 59–60. Причина тому: «Еще в начале 1920-х в литературной среде возникло ощущение соперничества двух Анн: Радловой и Ахматовой, отчасти спровоцированное дискуссией в прессе, но обусловленное в основном личными мотивами» (Радлова А. Путешествие по Франции. 1925 / Публ. К.Н. Левиной и А.Л. Дмитренко // Минувшее: Исторический альманах. 23. СПб.: Atheneum: Феникс, 1998. С. S35). Способствовал этому, в частности, М.А. Кузмин, в своих статьях и рецензиях давая творчеству Радловой непомерно высокие оценки. Адамович, печатно удивившийся этому (Адамович Г. Недоумения М. Кузмина. По поводу заметки «Крылатый гость, гербарий и экзамен» // Жизнь искусства. 1922. 1–7 августа. № 30 (853). С. 3), получил отповедь Кузмина. В передаче Ю.П. Иваска рассказ Адамовича об этом выглядит так: «— Помните Анну Радлову? Ее сборник “Корабль”. Слабый поэт. Но ее жаловал Кузмин, и я его за это укорял. Михаил Алексеевич посмотрел на меня и отрезал: — А вы, Адамович, дурак! Это было перед самым моим отъездом из России. Г.В. весело смеется: — Заслужил дурака… Не понял, что Кузмина и Радлову связывали какие-то дела — издательские, коммерческие» (Иваск Ю. Разговоры с Адамовичем: 1958–1971 // Новый журнал. 1979. № 134. С. 98). В этой своей догадке Адамович не ошибся — Радлова входила в околокузминскую группу эмоционалистов, в 1922–1923 гг. совместно с Кузминым редактировала «Абраксас» и, судя по всему, была для Кузмина просто «нужным человеком». Спустя полтора месяца после заметки Адамовича, 21 сентября 1922 г., Кузмин записал в дневнике: «Кто остается? только Радлова, но я не знаю, не партийная ли скорее это привязанность, чем дружба» (Тимофеев А.Г. Михаил Кузмин и издательство «Петрополис» // Русская литература. 1991. № 1. С. 94).
40
Марков встречался с Радловыми в Берлине в 1945 г. О пребывании Радловых в Германии во время Второй мировой войны см.: Гайдабура В. «Так расскажи правдиво…» // Советская культура. 1989.22 августа.
41
Из стихотворения А.А. Ахматовой «Высокие своды костела…» (1913), впервые опубликованного в «Четках» (СПб.: Гиперборей, 1914. С. 36–37) без всякого посвящения. М.М. Кралин высказывал предположение, что темой стихотворения послужило самоубийство влюбленного в Ахматову Михаила Александровича Линдеберга (1891–1911). К предположению Кралина присоединяется и Н.В. Королева, считая, что, «возможно, Ахматова вспомнила о Линдеберге в связи с известием о самоубийстве В.Г. Князева» (Ахматова А. Собр. соч.: В 6 т. М: Эллис Лак, 1998. Т. 1. С. 756).
43
Правильно: «Ледерплекс» («Lederplex») — витаминизированное лекарство для улучшения работы кровеносных сосудов.
44
Измененная строка стихотворения А.А. Блока «О доблестях, о подвигах, о славе…» (1908) из цикла «Возмездие» (1908–1913).
45
Речь идет о подборке Н. Моршена «Стихи 1954 года», опубликованной в «Новом журнале» (1955. № 42. С. 104–107).
46
Стихотворение «Тюлень» (1949) впервые было опубликовано в составе большой подборки стихов Моршена в журнале «Грани» (1950. № 8. С. 106). Позже Моршен назвал свою первую книгу «Тюлень: Стихи» (Франкфурт-на-Майне: Посев, 1959); предисловие к ней написал Марков.
47
Моршен стал постоянным автором «Нового журнала» с № 21 и опубликовал там в общей сложности около сотни стихотворений.