Но сейчас мне нужно отстраниться. Мне нужно побыть одной. Подумать, убедиться, что я поступила правильно, а не совершила глупость, которая вернётся ко мне бумерангом.
И мне отчаянно нужно перестать надеяться, что Арон Ричмонд заметит меня и увидит во мне женщину, а не несчастного промокшего под дождём птенца, которого нужно защищать, чтобы чувствовать себя хорошо.
Поэтому, когда мы оказываемся за воротами и он спрашивает меня, всё ли со мной в порядке, а из-за его голубых глаз даже воздух, которым дышу, кажется голубым, я поворачиваюсь к нему спиной и торопливо спускаюсь по широкой лестнице.
Он догоняет меня, останавливает.
— Тебе больно, притормози!
— Я в порядке.
— Тебе нужно попить, и не только воды. Ты бледная, как труп. Может, коньяку.
— Я ничего не хочу, правда. К тому же — я не пью алкоголь, и если попробую на голодный желудок, мне будет только хуже.
— Тогда я угощу тебя обедом.
— Нет.
— Твои «нет» похожи на заевшую пластинку. Тебе нужно поесть. Здесь неподалёку есть ресторан, где...
— Нет, — повторяю я. — Мне просто нужно немного тишины и покоя. Увидимся на предварительном слушании. Серьёзно, Арон, тебе не стоит беспокоиться обо мне.
— Не убегай, Джейн.
— Я не убегаю. И не хочу показаться неблагодарной. Я благодарна за всё, что ты для меня делаешь. Но... мне нужно побыть одной, и я не сомневаюсь, что у тебя есть куда более интересные дела, чем нянчиться со мной.
Смотрю на него с улыбкой. Я не могу не улыбаться тому, кто хочет мне помочь, но это вынужденная улыбка, а макияж, скрывающий мой шрам, скрывает и мою искренность. Меня пугает не только мысль о том, что я снова должна открыться на слушаниях. Я готова: я приняла решение и дойду до конца, так или иначе. Меня больше пугает мысль о том, что рано или поздно всё закончится, и я потеряю право иметь дело с Ароном.
Но я должна начать привыкать к этому, поэтому лучше пока создать между нами дистанцию. Как бы там ни было, у него всегда будет красивая девушка, для которой можно купить выпивку. Или что ещё лучше, у него будет Лилиан.
Поэтому, не давая ему времени на другие предложения, которые искусят и напугают меня и заставят чувствовать себя, как обычно, на краю пропасти, я, не давая себе труда выдохнуть от усталости, выхожу на дорогу и ловлю такси. Не совсем привычное для меня действие. Я ожидаю, что таксист проедет и не обратит на меня внимания.
Но машина подъезжает, как в кино, останавливается, забирает меня, и всё происходит чудесным образом быстро.
Арон, честно говоря, и не пытается меня остановить. Он стоит неподвижно на предпоследней ступеньке перед дорогой, и угрюмо смотрит на меня. Последний жест, который вижу, прежде чем отвернуться от него, — Арон надевает солнцезащитные очки, вынутые из внутреннего кармана пиджака.
Эта картинка останется со мной навсегда.
Высокий, элегантный и решительный, окутанный светом.
Мы никогда не были так далеки друг от друга, как сейчас. Он, несомненно, принадлежит к миру, слишком отличному от моего, и чем скорее я начну понимать это, тем скорее начну залечивать раны в своём сердце.
***
— Джейн, можно с тобой поговорить? — спрашивает Дит через несколько дней.
В галерее суетятся рабочие, унося уже проданные картины Морриса.
— Конечно, — бормочу в ответ. — Я тоже хотела с тобой кое о чём поговорить.
— Тогда ты первая.
— Ах... окей... хорошо, — я сглатываю, немного смущаясь. Не хочу говорить ей, что должна сказать, но это необходимо. — Я думаю... Я думаю, что мне придётся оставить эту работу. Я прекрасно проводила время, но... Думаю, ты найдёшь себе в помощники кого-то более квалифицированного, чем я.
— Ты очень квалифицирована, — вежливо возражает Дит. — На самом деле, прочитав твоё резюме при приёме на работу, я задавалась вопросом, почему, имея диплом по литературе, курсы рисования и зная итальянский и испанский языки, ты стала работать уборщицей. Не то чтобы в этом было что-то плохое, любая честная работа заслуживает уважения, но почему ты не стремилась к большему?
Я избегаю упоминать, что поступила в колледж в Теннесси, благодаря программе государственной поддержки несовершеннолетних бывших правонарушителей. То же самое произошло и с курсом рисования. Если в течение всего срока заключения ведёшь себя хорошо (и даже становишься образцом праведности), государство финансирует подобные проекты, показывая, что верит в твою полную реинтеграцию в общество. Конечно, я не окончила Гарвард. Колледж был маленьким и неважным, но всё же я приложила усилия и получила высшее образование, находясь в тюрьме. В исправительном учреждении я также выучила итальянский и испанский языки. Для тех, кто хотел заполнить своё время и избежать неприятностей, учёба была единственным решением.
Стремление к чему-то большему, чем работа уборщицей, слишком сильно раскрыло бы меня. Мой работодатель, кем бы он ни был, стал бы больше меня изучать, и разбилась бы моя надежда остаться незамеченной. Стремление занять низшую ступеньку помогло мне спрятаться. Никто не копается в прошлом уборщицы.
Конечно, ничего такого я не рассказываю Дит.
— Мне нравится простая, незамысловатая жизнь, и я не особо амбициозный человек. Поэтому не думаю, что смогу остаться здесь надолго. Тебе нужен... более представительный и уверенный в себе сотрудник. Дженна подходит больше, она организована и эффективна.
— Дженна работает у меня уже некоторое время, она, конечно, хорошо организована и работоспособна, но ей не хватает воображения, и когда ей не нравится художник, она не стесняется дать ему это понять в слишком грубой форме. Я не могу терпеть подобное. Ты же, напротив, добра и чувствительна. Знаешь, что тебе нравится, но никогда не выставляешь это напоказ в ущерб объективности. Именно об этом я и собиралась поговорить: хочу спросить тебя, не согласишься ли занять её место? К этому предложению я добавлю ещё одно — провести День благодарения и последующие выходные в моём доме в Саутгемптоне и... позировать для Морриса. Однако сейчас я в полном замешательстве.
Её недовольство кажется искренним. Инстинкт кричит мне, чтобы я согласилась, приказывает не отказываться, по крайней мере, на этот раз. Возможно, я продолжу встречаться с Ароном даже после окончания судебного процесса.
Но в чём смысл, если не в том, чтобы усилить мою неспособность обладать им? Куда может привести меня тайная страсть, разжигаемая взглядами украдкой? Притворяться, что моё сердце не разрывается при каждой встрече с ним, будет непомерным усилием!
Я не могу позволить себе такую опасную смелость. Не могу остаться. Это будет слишком больно.
— Прости, Дит, но я... я не могу остаться. А что касается Морриса, думаю, он найдёт другой интересный объект для своего творчества.
— Это будет не так просто, как ты думаешь. Он подвержен бурной влюблённости художников. Сейчас он без ума от тебя. Не в романтическом смысле, я думаю, у него творческий пыл. Он попросил меня убедить тебя. Если Томас не сможет написать твой портрет, то пострадает вся его последующая работа. Он пообещал, — если ты захочешь, работа не будет выставлена на продажу. Но он должен её создать. Я надеялась, что ты передумаешь и сделаешь это в качестве личного одолжения.
— Он тоже будет в Хэмптоне?
— Я пригласила его вместе с небольшой группой близких друзей.
— А... Арон?
— Точно не знаю. Обычно праздники Арон проводит с дедушкой. Но если хочешь, чтобы он присутствовал, я могу настоять и он приедет.
— Нет! — восклицаю я, вернее, кричу, тоном человека, который считает возможное появление Арона Ричмонда на любом мероприятии равносильным присутствию ядовитой змеи.
— Чем вызвана такая яркая реакция против его присутствия? Что-то случилось? Он плохо себя вёл?
— Нет! Он... он всегда очень милый. И я сказала нет только для того, чтобы... Я имею в виду, если он празднует со своим дедушкой, мне было бы неловко отрывать его ради... ради себя.
— А я думаю, ему бы это понравилось. Арон заботится о тебе, и ему будет не по душе отставка от тебя.
— Он... Он не мой опекун. Я сомневаюсь, что он будет возражать.
— Ему будет что сказать по этому поводу. Арон воспринимает твою ситуацию очень близко к сердцу.
— Я могу позаботиться о себе сама, и хотя ценю его заботу... я... ненавижу его сострадание. Он должен заботиться обо мне только... только в зале суда. Всё остальное его не касается. — И снова мысль о его жалости вызывает во мне очень странную боль, состоящую из уныния, но и из злобной гордости. — Если Арону... Если ему нужно почувствовать себя лучше, пусть... пусть пойдёт в питомник и позаботится о щенках, которые нуждаются в помощи. Я... Я не какой-нибудь несчастный брошенный зверёк, — Быстро поняв, что выразилась слишком резко, я спешу извиниться. — Прости меня, Дит. Вы все были так добры ко мне. Я буду благодарна вам вечно. Никто не был так внимателен... я имею в виду, давно. Но я не могу здесь больше оставаться. Я должна... я должна сделать это одна. Надеюсь, ты не будешь на меня сердиться.