Могу понять удивление, но почему такое раздражение? Может быть, он подумал, что я хочу навредить его красавице?
Нет, он был раздражён уже до этого момента.
Я ненавижу его, ненавижу, ненавижу.
Мне хочется размазать по его лицу заказанную им мусаку, проткнуть его роллом сувлаки и завершить всё это, вылив ему на голову соус цацики.
Вместо этого я вежливо обслуживаю его и ухожу. Сразу же после этого я прошу Артемиду позаботиться о ней.
Не хочу снова столкнуться с этим непонятно на что обиженным взглядом. Я запираюсь в маленькой комнате, где мы, девушки, переодеваемся, и опускаюсь на пол, прислонившись к одной из стен. Так и остаюсь, свернувшись калачиком, от желудка к горлу поднимается кислота, ноги подкашиваются.
Значит, они снова вместе? Не думаю, что он пригласил бы её на ужин, пусть даже в небольшой ресторанчик в Астории, который наверняка не посещает ни её семья, ни их друзья, будь между ними лишь тайная связь. Значит ли это, что они решили жить в открытую?
В моей голове властно и яростно сменяют друг друга вопросы. У меня нет ответа ни на один из них. Их не последовало бы ни будь я трезвой, и тем более сейчас, когда я немного навеселе.
Когда выхожу из комнаты, то узнаю, что Арон и Лилиан уже ушли. Он также оставил щедрые чаевые. Артемида предлагает разделить их, но я говорю, чтобы оставила всю сумму себе. Мне ничего не нужно, особенно деньги.
Мне следует остаться после закрытия, чтобы помочь навести порядок, но я прошу разрешения уйти пораньше. Алкоголь, который теперь циркулирует в крови, превратил меня в какую-то глупую куклу, и я даже икаю. Я не совсем лишилась способности рассуждать, но если не пойду домой, не лягу и не посплю, то рискую упасть в обморок, или меня вырвет, или даже меня вырвет и потеряю сознание.
Как только выхожу, я мельком вижу на расстоянии то, чего лучше было бы не видеть. Арон и Лилиан. Они стоят на противоположной стороне дороги, недалеко от его машины. Они целуются.
Тошнота усиливается до невозможности. Я сжимаю кулаки так сильно, что руки затекают. Не желая больше смотреть на это зрелище, бегу в противоположную сторону, к станции метро. Всего две остановки не в подземке; через десять минут я буду дома. Будь я менее уставшей и не такой пьяной, пошла бы пешком. Но я слишком устала, слишком пьяна и, главное, слишком грустная. Чувствую себя, словно во мне что-то остановилось: возможно, время, также мечты, и ещё надежды.
Прибывает поезд, а моя прострация достигает своего апогея. Одновременно с приступом икоты, головокружением и рвотным позывом со вкусом розового «Каненас» я делаю ошибочный шаг вперёд.
Я слишком поздно понимаю, что сейчас упаду на пути и меня размажет. Понимаю, но не могу лететь назад.
А может быть, и могу.
Потому что вдруг что-то тянет меня к платформе; стремительная сила вытягивает меня, как в сцене, прокрученной назад, и поезд только задевает нос.
Потом меня крепко хватает рука, и разъярённый голос говорит близко с ухом:
— Тебе не следует ездить в метро ночью! Особенно если ты пьяна!
***
Я смотрю на него с определённо глупым выражением лица.
Арон.
Что он здесь делает?
Разве он не должен быть с Лилиан?
Разве они не целовались несколько минут назад?
— Что... что... что... что... — заикаюсь я. По крайней мере, икота прекратилась.
— Ты чуть не оказалась под поездом! — продолжает он. — Ты говоришь, что можешь о себе позаботиться, но это неправда! Если бы меня здесь не было, ты бы сейчас лежала месивом!
— П-почему ты здесь?
— Это самое важное? Установить, почему я здесь? А не осознать, что ты могла умереть?
Я пожимаю плечами, словно такая альтернатива не является большой потерей. Мне следовало бы ужаснуться при мысли о том, что я едва избежала ужасного конца, но я чувствую себя странно отрешённой. Может быть, виноват алкоголь, может, дело в том, что я не считаю свою жизнь такой уж ценной.
В конце концов, если я умру, кого это будет волновать? Есть ли на свете человек, кто почувствовал бы себя потерянным без меня? Разве хоть одна живая душа будет по мне скучать, причём ощутимо и глубоко? Кто-то будет опечален, кто-то, возможно, будет оплакивать мою судьбу, но кто будет переживать моё отсутствие с искренним отчаянием?
Боюсь, что никто. В конце концов, если Джейн не волнует Джейн, почему это должно волновать кого-то ещё?
— Спасибо за вмешательство, — смущённо бормочу я. — Но сейчас я пойду домой. Я не очень хорошо себя чувствую.
— Я вижу, что тебе нехорошо. Пойдём со мной. Я отвезу тебя.
Мысль о том, чтобы сесть в одну из его машин вместе с Лилиан — она сидит впереди, красивая и раздутая, как богиня, а я сзади, загаженная, как мешок с мусором, и не так уж далеко от острой потребности в рвоте, — вызывает у меня желание добровольно броситься под поезд.
Поэтому, воспользовавшись моментом, когда Арон ослабляет хватку на моей руке, я вскакиваю в вагон за мгновение до закрытия дверей. Он остаётся снаружи, на возвышении, и смотрит на меня с видом человека, который хотел бы убить собственными руками.
Я смотрю на него так, будто это в последний раз. Как будто вместо того, чтобы находиться в вагоне метро, в двух остановках от дома, я стою на палубе океанского лайнера, который унесёт меня на другой конец света.
***
Когда выхожу из поезда, мне кажется, что я растаяла. Уничтожена. Устала. Зрение размыто.
Людей немного, но создаётся впечатление, что вокруг целая армия.
Неожиданно я даже на кого-то натыкаюсь.
— Извините м...
Резкий голос Арона, словно неожиданное бряцание саблей.
— Сегодня ты действительно хочешь меня разозлить, Джейн, — он прижимает меня к себе так, что трепещет каждая моя клеточка, но продолжает говорить со мной властным тоном. — А теперь перестань убегать.
Арон зажимает моё запястье между пальцами. Не причиняя боли, но и не давая мне шанса вырваться.
— Что ты хочешь? — бормочу, заикаясь. — Ты решил принять участие в... конкурсе на... на самого милосердного адвоката года?
Он отвечает не отвечая.
— Я не знал, что ты работаешь в том ресторане, — говорит он. — Это был сюрприз.
— Не слишком приятный сюрприз, по-видимому. Но можешь не волноваться, если... если ты боишься, что я расскажу кому-нибудь о тебе и... о миссис Андерсон, — я не называю её Пэрриш, а сознательно использую фамилию мужа, чтобы подчеркнуть тот факт, что она замужем. И шлюха.
Я никогда в жизни не была вульгарной. Религиозное воспитание, привитое матерью, влияет на меня даже после её смерти, но я не могу думать о Лилиан и не становиться сквернословом. Стерва и шлюха. Я даже не знаю её, не знаю, такая ли она на самом деле, может, она самая лучшая женщина на свете, но сам факт её существования и что Арон её любит, заставляет меня ненавидеть Лилиан.
— Я ничего не боюсь, — презрительно возражает Арон. — А теперь пойдём.
— Я пойду одна, мне не нужен твой эскорт. Ты мой адвокат, а не опекун, — протестую, пытаясь освободиться, но тщетно. — И скоро ты перестанешь быть и моим адвокатом.
— Но тебя шатает! С каждым шагом кажется, что ты вот-вот рухнешь на землю!
— Я даже могу превратиться в леопардовый коврик, но тебя это всё равно не касается!
Он продолжает удерживать меня, и в какой-то момент его хватка на моём запястье соскальзывает вниз, нарушает границу, и его ладонь сжимает мою ладонь. В животе разливается яркий жар: это не просто бабочки, это орда доисторических существ, дышащих огнём. Но жар не останавливается на животе, он тоже нарушает границу, тает, проникает ниже, как греховный ликёр.
Боже мой, как я хочу этого мужчину.
Я люблю и желаю его так, как никогда в жизни.
Я должна держаться от него подальше.
Только бы он отпустил мою руку…
Почему он не отпускает мою руку?
Мой дом находится всего в нескольких сотнях метров от станции метро, но Арон настаивает на том, чтобы я села в его машину. Лилиан там нет. Её нет в спортивном «Ягуаре» насыщенного чёрного цвета, модель которого я не знаю. Куда она подевалась? Уехала?
Мы проезжаем небольшое расстояние в молчании. Мне кажется, что Арон изредка оборачивается, чтобы посмотреть на меня. Я вижу своё отражение в стекле, освещённом фонарями, и понимаю почему. В вагоне поезда я немного поплакала, тайком, прикрывая лицо рукой, будто совершала что-то предосудительное, хотя рядом почти никого не было. Тушь размазалась, и на макияже образовались глубокие потёки. После Лилиан, я последнее, на что захочет смотреть мужчина.