Я останавливаюсь, ошеломлённый, понимая, что сказал слишком много. Удивляюсь себе и своей порывистости. Меня расстраивает моя нефизическая боль, состоящая из эмоций, которые вторгаются в меня до такой степени, что я больше не могу их сдерживать.
Голос Дит внезапно становится мягким, материнским до тошноты, и я благодарю Бога за то, что она решила путешествовать по миру и не читала мне лекции о жизни, когда я был подростком.
— О, мой мальчик! — восклицает она. — Мой мальчик влюбился! Не то чтобы я не подозревала об этом, сокровище, но то, что ты говоришь так открыто.... Я тронута, я хотела бы обнять тебя, моя ненаглядный.
Дит мне почти больше нравилась, когда называла меня грязным соблазнителем.
— Дит, не распаляйся. Ты не можешь не переборщить, так или иначе. Я… мне нужно закончить разговор.
— Нет, подожди, расскажи мне, как ты? Что между вами произошло? Это, несомненно, недоразумение, потому что я не видела раньше, чтобы женщина смотрела на мужчину так, как Джейн смотрит на тебя. Она без ума от тебя, малыш.
— Если ты ещё раз назовёшь меня «малыш», меня стошнит. А в остальном: все женщины смотрят на меня так. Но это не значит, что им до меня есть дело. Я просто тот, с кем можно потрахаться.
Я прерываю звонок.
Может, я даже заблокирую номер, чтобы Дит оставила меня в покое.
Я настаиваю, чтобы все оставили меня в покое.
В любом случае кого я хотел бы услышать, всё равно не звонит. Я бросаю взгляд на дисплей мобильного телефона не менее ста раз в день, возможно, сотни раз недостаточно. Не появляется ни разу имя, которое меня интересует. Только занозы в заднице. Так что идите все к дьяволу.
Мне никто не нужен, лишь я сам.
У меня есть моя жизнь, мои деньги, мой успех, моя внешность. Я плаваю, бегаю, играю в сквош. Выхожу по вечерам и трахаюсь с кем хочу.
Мне точно не нужна Джейн, чтобы дышать и не думать о своём будущем, как о бесполезном навсегда.
***
Мы все находимся на предварительном слушании за закрытыми дверьми, и держать себя в руках совсем непросто.
Обеспокоенное выражение лица Мелинды не предвещает мне ничего хорошего.
Слушание дела возглавляет самый придурочный судья. Колтон Тру. Мужской шовинист. Расист. Его решения против женщин печально известны. Этот крепко пьющий, краснолицый кусок дерьма отклонял дела с неопровержимыми доказательствами. Он всегда выносил решение об отказе в иске, считая травмы и угрозы жестоких мужей простыми супружескими стычками. Что оправдывает выражение Мелинды. Хуже уже быть не может. Не имеет смысла и брать самоотвод, нет никаких юридических оснований для замены Тру, и мы ничего не добьёмся, только разозлим его. Поэтому в данный момент лучше сделать хорошую мину при плохой игре.
Джеймс Андерсон выглядит как крутой засранец. Возможно, он втянул дорожку кокаина перед тем, как войти в зал суда, потому что глаза у него красные и дикие, а сам он выглядит сумасшедшим. Он не перестаёт пялиться на Джейн. Я готов разбить ему лицо посреди слушания.
Эмери, не меньший засранец, чем его брат, стал толще и потливее и кажется пропитан насквозь злобными эмоциями. Его глаза говорят сами за себя. Он ненавидит меня. Если бы Эмери мог подсыпать яд в мою минеральную воду, он бы это сделал. Яд, который приносит самую мучительную смерть из всех возможных.
Джейн. Как только увидел её сегодня утром, моё сердце проснулось, словно животное, что находилось в спячке до сегодняшнего дня, и забилось как у пятнадцатилетнего. Я хотел спросить, как она себя чувствует. Почему такая бледная и худая. Почему я так по ней скучал. Да, я бы хотел, чтобы она мне всё объяснила.
Почему я так скучал по тебе, Джейн? Почему несмотря на все попытки, я уже десять чёртовых дней не могу ни с кем переспать? Ты, кто понимает так много, можешь мне объяснить и это?
Я ничего ей не сказал, не хотел расстраивать. Заметно, как с огромным трудом она контролирует дискомфорт, отвращение, желание убежать. Видно, что она пытается задать тон, но хочет утонуть. На ней синий костюм. Она накрасилась, но не слишком сильно. У неё вид человека, кто вчера, оставшись в одиночестве, плакал, не переставая, но сегодня не прольёт ни слезинки.
После слушания, как бы оно ни прошло, я поговорю с ней. Расскажу ей всё о своих чувствах. Я пробовал это игнорировать, называть другими именами, которые никогда не подходят. Я пытался вести себя как мудак, которому наплевать на всех, кроме себя. Я пытался снова полюбить своё эгоистичное одиночество. Но не смог. Как только ты попробовал вкус «мы», «я» — становится миром, в котором жить невыносимо. Поэтому я расскажу ей всё. Возможно, создам ещё больший беспорядок, но я поговорю с ней без всяких отговорок.
Ну а пока я здесь с твёрдым намерением защитить Джейн.
Если они тронут её, я убью их. Если они оскорбят её, я убью их.
Заместитель прокурора перечисляет имеющиеся в нашем распоряжении доказательства, которых, увы, очень мало, среди них: справка из отделения скорой помощи с датой попытки изнасилования, где указано, что Джеймс поступил с повреждениями пениса, и показания фельдшера, согласно которым этот засранец заявил, что его ранила «маленькая сучка, которая не хотела ему давать». Кроме заявления коллеги Джейн, которая видела, как в тот вечер Джейн уходила с работы расстроенной, к делу приобщены показания под присягой некоторых людей, кто не имеет прямого отношения к делу, но они могут свидетельствовать о плохой репутации подозреваемого.
Немного, но этого было бы достаточно, чтобы дойти до суда, будь судьёй предварительного слушания кто-то другой. В настоящем суде, с присяжными, Джейн выиграла бы, я уверен. Обычные люди поверили бы ей, признали её добросовестность, невиновность, хрупкость и, без сомнений, навесили бы на Джеймса Андерсона ярлык наркомана. По его лицу видно, что он нанюхался не меньше часа назад.
К сожалению, судья Колтон Тру.
Просматривая список доказательств, представленных Эмери в защиту брата, Тру незаметно ухмыляется, из чего уже можно догадаться, о чём он думает.
Мне тоже дали копию. Я прочитал список, и мне хочется убить кого-нибудь по-настоящему.
Они прибегли к обычному защитному приёму. Жертва, которая не такая уж и жертва и в конечном итоге оказывается шлюхой. К делу прилагаются показания под присягой Дженны Грандалл (бывшей помощницы моей матери) и Лилиан. Буквально потрясённый, я закатываю глаза. Лилиан заявила, что видела нас в компрометирующих позах на публике, и готова повторить всё на судебном заседании, если Джеймсу предъявят обвинения.
Безжалостные уродливые суки!
Дженна хотела отомстить за своё увольнение, но Лилиан оказалась гораздо злее и подлее. Неужели она снова встала на сторону Эмери в отместку за мой отказ? Или он поскупился на алименты, и она выторговала более высокую сумму, предложив это откровение?
Третьи показания, предоставленные защитой, это соломинка, которая сломала спину верблюду. Не только для меня, но и для Джейн. Как только она читает имя человека, давшего последние показания в протоколе, она вздрагивает и бледнеет ещё больше.
Я наклоняюсь к ней и хватаю за руку.
— Что происходит? — спрашиваю шёпотом. — Кто такой этот Марк Арунделл?
Голос Джейн едва слышен.
— Тот... тот парень, с которым...
— Парень для секса без поцелуев?
— Да.
— Что он мог сказать, чтобы навредить тебе? — Она не отвечает мне и кажется, находится на грани срыва. Я бегло просматриваю остальное. — Сколько из этого правда? — спрашиваю её снова.
Парень утверждает, что познакомился с Джейн в колледже. Якобы она буквально умоляла его о сексе. Настойчиво и вульгарно. Она чуть не изнасиловала его, если верить словам этого засранца.
Джейн качает головой, её глаза остекленели и выглядят несчастными.
— Мало, очень мало. Я... я не умоляла его. И не заставляла. Просто... я сделала предложение, вот и всё. Я сделала первый шаг. У меня не было иллюзий, что я найду кого-то, кто... полюбит меня. Мне просто нужен был тот, кто захотел бы меня. Но это неправда... это неправда, что здесь написано. Я никогда не делала этого раньше. Он... он выставляет меня...
— Не дрожи, Джейн. Никто на суде не поверит в эту чушь, — говорю ей. Я не добавляю, что мы почти наверняка не дойдём до суда, потому что судья во всё это верит.
— Арон, у меня кончается воздух, — бормочет она.
— Дыши, держись, — успокаиваю я. — Если уйдёшь сейчас, ты покажешь, что боишься.
Джейн храбро кивает, а я избегаю прикасаться к ней (обнять или взять за руку), чтобы не доказать судье, что это правда, — она соблазнила меня, пусть даже и не тем грязным способом, который представляет себе его извращённый разум.
Она покорила меня.