Выбрать главу

Когда он проснулся, рассвет только брезжил над башнями Левалуа. Мало сел, потер

свой одутловатый подбородок и зажег сигарету.

Со мной произошло что-то, о чем я всегда мечтал… то есть со мной что-то

произошло. И я не только в совершенном ужасе, но вдобавок… вдобавок я просто в

ужасе.

Мало закурил со свирепым видом, ожидая, чт? поднимет в нем, как дрожжи ужаса

муку скуки, не слишком понятное ему чувство ужасающего восторга, некое ощущение

отвратительной свободы, смутное возбуждение от того, что он – невольный герой

Конца Мира. Да нет.

Ничего.

Он напрасно бесконечно повторял: «Я – легенда!»: он не чувствовал ничего, кроме

головной боли и беспредельного страха.

«Черт, я мог бы быть оцепеневшим ничтожеством, вопреки всему!» - заорал он, закрывая глаза, пока солнце поднималось над башней Кавок, странным тонким куском

сыра бри в синем остеклении.

Затем он вспомнил, в какой спешке взламывал вчера бесконечные двери, разбивал

витрины, воровал ключи, ящики розового вина и коробки с лекарствами. Он сказал

себе:

«Ну надо же… а ведь галереи Фарфуйет4 в моем полном распоряжении!»

Легкое ощущение ребяческого чревоугодия пощекотало ему живот, и он улыбнулся.

Затем он сказал себе:

«Ну надо же… а ведь, возможно, есть ещё выжившие, как я!»

Он вскочил и кинулся на улицу.

Это было странное время. Погода стояла прекрасная. Мало бродил в одиночестве по

улицам Парижа. Он мог взять любую машину, какую захочет - да только ему

удавалось завести лишь самые гнилые. Тишина стояла необычайная. Летний ветерок

гонял мусор, пахло теплым асфальтом, листьями и запустением. Он долго болтался в

галереях Фарфуйет, меланхолично вертя в грязных пальцах маечки в цветочек, сверкающие драгоценности, покрытые пылью румяна. Он нежно гладил огромные

коробки из цветного картона с улыбающимися куклами внутри, стопки мягчайших

шарфов, ряды книг с новенькими обложками, деревянные ящики, полные точилок и

душистых ластиков, вращающиеся стойки с развевающимися муслиновыми платками. Он

опробовал, присаживаясь, целый полк кроватей и батальон кожаных диванов, бил

ногами витрины, украшенные огромными флаконами поддельных духов, вдребезги

разбивал о стены хрупкие пепельницы из армированного стекла и в ужасе падал на

колени, рыдая, потому что порезался и кровь его текла на ковровое покрытие.

Затем он сморкался в белую шелковую ночную сорочку с кружевами, вместо

запачканной футболки надевал шикарную тенниску и отправлялся грабить табачный

магазин по соседству.

Прохладные отделы супермаркетов были совершенно пусты. Лишь кое-где салатные

листья завершали процесс мумификации в своих ящиках. Мясные отделы тоже были

пусты, но в пятнах свежей крови.

«Они должны хранить… бидоны… в холодных помещениях», - подумал Мало. Он

спрашивал себя, хватило ли вампирам ума не высасывать досуха сразу всех коров, всех коз и всех баранов, сумели ли они наладить спекуляцию кровью, и был ли он

отныне единственным живым теплокровным существом.

«В таком случае вампиры скоро помрут с голода, и я больше не буду ни для кого

легендой…»

Но поскольку он не находил на улицах истощенных трупов, то в конце концов решил, что коммерческая жилка, должно быть, избежала смерти.

«Это, наверное, странная штука теперь – время доения…»

Сам он питался консервами из банок. Их были полные отделы, занесенные пылью.

«А когда все сроки годности истекут…»

Мысли о том, что это случится завтра, вызывали у него головную боль. Пережить

следующую ночь – для этого требовались уже все его нервы, вся его сила, вся его

воля. Не то чтобы его подстерегала опасность: он обустроил небольшие крепости во

многих кварталах, да и был не из тех, кто позволит ночи застать себя врасплох.

Но, несмотря на алкоголь (шампанское, джин, водка, а ничего крепче он не

находил) и медикаменты (плюс порох, раздобытый в полицейских комиссариатах), каждый вечер ему казалось, что он погружается в ад. Долгие часы абсолютной

темноты (он не осмеливался зажигать свет), абсолютной тишины (он не осмеливался

слушать музыку), когда малейший шум заставлял его вскакивать; и особенно это

жуткое чувство, будто горячий запах теплокровного существа исходит от него, как

жертвенный ладан, стелится по полу, проникает в бог знает какие щели и, окутывая

бедра, спускается вниз, раздражая нюх ста тысяч вампиров с грязными

подбородками. Тогда он стал спать, закутавшись в изолирующие термические одеяла, умирая от жары, исходя п?том и пронзительно крича в кошмарных снах.