Лефу всегда был сильным. В пять лет мог перевернуть грузовик и, отряхнув белые ладошки, снова поставить машину на колёса. Он отличался от остальных молодых вампиров не только цветом кожи и мелкими кудряшками, но и физическими данными, которые в полной мере компенсировали его недостатки в усвоении прикладного волшебства. Негритёнок плохо учился. Часто дрался. Его даже подозревали в убийстве человека. Но доказательств не нашлось. Кто из вампиров иссушил старуху, собиравшую грибы близ Сергиева Посада, до сих пор неизвестно.
Лефу не бросался огненными шарами, совсем не умел строить порталы, отвратительно входил в морок — и получалось у него трансформироваться только в одного зверя.
Все вампиры легко видоизменялись в летучих мышей, кто-то превращался в волка или собаку, но чернокожий здоровяк был более чем оригинален. Некоторые вампиры, набравшись опыта, могли стать медведем, тигром, росомахой или орлом, а вот Лефу трансформировался только в неказистое существо, а если точнее, то в обыкновенного бородавочника. Из Лефу всегда получался только бородавочник: такой гигантский, клыкастый, шершавый Пумба, бегающий по Москве и по подмосковным просторам. Ещё в школе самые задиристые вампирчики дразнили его прозвищем Жёлудь.
Сначала Лефу было неловко, что у всех получаются летающие чудовища и свирепые звери, а у него выходила только облезлая свинья с тонким хвостиком. Но с годами все привыкли, других он приучил. Шутки и остроты по поводу пятачка, хвоста и пениса карались безжалостно. Смеяться над его странным талантом, было запрещено всем. Лефу мог поколотить любого обидчика. Бил он как с левой, так и с правой — точно, сильно и никогда не промахивался. Особенно у Лефу получалась вампирская борьба без трансформации. В девятнадцать лет он стал чемпионов Москвы, а значит, чемпионом мира. Мощью Лефу обладал не вампирской. Он напоминал древних титанов, которые спорили и сражались с богами.
Громадный негр прохаживался вдоль окон, занавешенных плотными шторами. Ему было неспокойно. Он был раздражён пустословием совета и сторонился даже Горана, потому что ему хотелось действовать, а не болтать — и, наконец-то, найти убийц матери.
Казалось, что все эти вампиры занимаются пустым делом. Совет стариков, будто что-то решает. Они всёрьёз говорят, что надо позвать на помощь Вершинского, словно ручного пса, будто охотник станет работать вместе с вампирами. Старики вообще много думают и ничего не делают.
За столом сидели восемь вампиров и три вампирши. Во главе на высоком стуле доминировал над всеми розовощёкий Марселин, жутко раздражая своим румянцем широкоплечего Лефу.
На столе сегодня нет угощений, напитков. А также нет человеческого топлива и крови животных.
В зале было сумеречно, степенно, несуетливо, будто решаются будничные задачи. Но все помыслы старших вампиров посвящены проблеме, вполне возможно, угрожающей физическому существованию московских кланов. Потому в качестве ситуативных союзников были приглашены Горан и сын убитой Габриэлы.
Горан пристроился возле камина. В стороне у окон нервно топтался крепкий негр. Зная о молодости и неуёмной энергии гостя, можно сказать, что Лефу кровь с молоком, но смуглый цвет кожи рождал другое выражение — чёрный громила. Словосочетание «кровь с молоком» больше подходило главе Марселину, который в сложный момент для клана оставался бодрым, спелым и свято верящим, что вопрос с тёмным охотником будет решён в ближайшие дни.
— Неординарный случай… неординарный, — морща и без того морщинистое лицо, сказала старая вампирша, которая ещё застала строительство пирамиды Хеопса.
Её звали Бора. Она носила это имя и в мире людей, и в безлюдие. Место в совете ей принадлежало по сроку жизни. Вампиров старше Боры не встречал никто.
— Впервые слышу о таком безрассудстве, чтобы охотник объединился с вампирами и убивал наших собратьев, — вторил ей другой вампир, который был младше Боры на целую тысячу лет — звали его Латос.
Старый вампир был похож на мумию. Лицо у него удлинённое, узкое. Губы тонкие. Нос был маленький, впалый, будто высохший. Вокруг глаз огромные, синие круги с грубыми трещинами, сквозь тонкую кожицу которых, видно кости белого черепа. На макушке Латоса вязаная шапка, словно ему всегда холодно. Но ему не было ни жарко, ни холодно. Под шапкой он прятал облезлую поросль. Казалось, что за столом сидит дряхлый, выживший из ума старик, но в безлюдие Латоса все знали как великого воина Асада.