Но за последние века многое изменилось. Теперь не обязательно ждать собрания, чтобы заполнить рабами темницы. Драгуш Арделин свыкся воровать человеческий корм в любое время года. И пусть ещё не отгуляла колыбель, а он уже приволок на верёвке из неведомой Москвы весьма строптивую подкормку.
Крови в несчастной женщине было немного, всё больше силикона, нарощенных волос, татуажа и татуировок, но на чёрные дни дамочка сгодится. Тем более что Елена Аркадьевна очень понравилась Драгушу.
Он распорядился кормить хозяйку квартиры на «Тверской» вдоволь, а вечерами или в другое время суток, когда приспичит — вампир уводил её в свою комнату, для плотских утех. Уж больно его манили её губы. Они были пухлые, особенной формы и насыщены ярким цветом, словно всегда подкрашены помадой. А когда Драгуш пощупал её упругую грудь и атлетичные ягодицы, то понял, что такой корм нужно беречь, сытно кормить, часто ставить на койке на четыре кости и никому не продавать — и в аренду другим вампирам не сдавать, какие бы блага они не сулили.
На Елену Аркадьевну, было дело, засматривался местный дремучий вампир, который служил в замке завхозом и конюхом. Звали этого дикаря Церба Козловски. Роста он был огромного, живот имел вздутый. Носил он давно нестриженые волосы и чудовищной пышности бороду. В этих зарослях даже не видно рта, и только когда из околоносовой пушистости выскакивали львиные клыки, все вспоминали, что Церба Козловски старый вампир, которому уже пару тысяч лет, из которых он ни часа не был в мире людей.
— Ты на х..я притащил эту дрянь? — спросил он у Драгуша, когда мимо него вели Елену Аркадьевну.
Женщина была истеричной и непокорной. Всё пугала какой-то винокурней и обещала вызвать неизвестный сергиево-посадский ОМОН.
— Что ты понимаешь в женщинах, олух? — смеялся Драгуш Арделин. — Это живая москвичка — штучный экземпляр! Понимаешь, что такое экземпляр?
— Не дурнее многих, — щурил хитрые глаза Козловки.
Его мохнатые брови нерадостно шевелились; ему не нравилось, когда Драгуш выставлял его деревенщиной.
— Ну если не дурнее, то должен знать, что таких женщин надо беречь. Запомни, Церба — она штучный экземпляр!
— Твоя дохлая баба — безвкусный вариант. В ней даже крови нормальной нет. Один этот, как его?
— Карасин! — подсказал Драгуш и рассмеялся ещё громче.
— Вот именно, карасин, — махнул могучей рукой Козловски и пошёл прочь, понимая, что вампира, который постоянно путешествует в мир людей, ему не переспорить.
Но Драгуш не отставал. Нравилось ему потешаться над великаном.
— Вот ты живёшь в замке уже сколько? — спросил он.
Козловски остановился, задумался.
— Почитай уже… долго, — не мог сосчитать собственные годы вампир.
— А знаешь, что такое Москва, лапоть? — веселился Драгуш, хотя Козловски никогда не носил лаптей и уже лет пять не снимал огромных резиновых сапог, которые созданы в мире людей.
— И знать не хочу, — ворчал Козловски.
— Город, это. Понял? А там живут москвички. Они все на спорте.
— Как это, на спорте?
— Как-как? Вот так! Ходят в зал, сидят на коврике и о жратве думают. А моя Елена Аркадьевна у них, то есть у москвичек, за тренера. Вожак! Знаешь, какая она спортивная?
— Да в ней кровь гнилая! И воняет она! Тоже мне, нашёл, чем хвастаться…
— Ну не скажи, — улыбался Драгуш. — Я с ней вчера вечерок провёл, так она меня удивила. Но тебе не понять, потому что такое йога тебе тоже неведомо.
Церба Козловски почесал грязной рукой свою заросшую бороду:
— Плевать на москвичек. Я сейчас пойду в темницу и буду пытать предателей. Вот где веселье. А ты от своей костлявой подцепишь какую-нибудь хворь и сдохнешь в муках.
В темнице сидели пленники. Они же предатели. Это те вампиры, кто сотрудничал с охотниками и шли войной против законов самой природы. Козловски особенно невзлюбил одного вампира, по имени Жолт, который был дружен с Бенце Вайда и служил венгерскому охотнику почти сотню лет. Козловски приходил в темницу к мученику каждый день, сразу после обеда. Он брал железный крюк, бил остриём в рёбра Жолта, натягивал верёвку и подвешивал его до ужина, чтобы тот только пальцами ног касался пола, усыпанного соломой. Жолт жутко кричал часами. Истошные вопли приводили великана в благодушное расположение духа.
А ещё Козловски заботился о том, чтобы тёмный колдун, который и владел замком, который носил гордое название Малум, где он проживал тысячу лет — не забывал выкачивать магическую энергию из Жолта и других пленников. Поскольку, если не выкачать ману, то вампиры смогут себя уберечь от боли. А когда они пусты, то чувствуют страдания, ну, почти как обычные люди.