– Привет, Мартен. Замечательная ночка сегодня, не так ли?
Сыщик почувствовал, что у него леденеет кровь.
«Черт побери! Откуда он меня знает?»
– Заткнись и поставь сумку на землю!
Арчибальд отпустил сумку, и та упала возле его ног. Мартен заметил на ткани кармашка вышитую эмблему Королевских воздушных сил Великобритании.
– Если ты действительно хотел арестовать меня, Мартен, то надо было это сделать еще там, около музея.
«Откуда он знает, что я за ним следил?»
У похитителя был низкий приятный голос, он говорил с легким шотландским акцентом, слегка грассируя. Мартен вспомнил про Шона Коннери, который намеренно сохранял шотландский акцент, играя любую роль, какой бы ни была по сценарию национальность его героя.
– Руки вперед, ладонями кверху! – строго крикнул он, вынимая из кармана куртки наручники.
Но на сей раз Маклейн не послушался.
– Ты допустил ошибку, – мирно сказал он. – Всего лишь одну, но роковую: позволил обвести себя вокруг пальца, а ведь мог бы и выиграть! Никогда не позволяй себе так долго колебаться.
Мартен осознал, что их роли поменялись, и онемел от удивления, а Арчибальд продолжил:
– Проигравший всегда сам виноват в своей неудаче, и его счастливый соперник тут ни при чем. Хотя, полагаю, ты это уже знаешь.
Порыв сильного ветра поднял и закружил придорожную пыль. Мартену пришлось прикрыть лицо, а Маклейн невозмутимо произнес:
– Иногда бывает так, что проще проиграть, чем потом расплачиваться за победу, правда?
Мартен промолчал, но Арчибальд настаивал:
– Признай хотя бы, что ты задавал себе этот вопрос!
– Какой вопрос?
– «Если бы я арестовал Маклейна сегодня, в чем тогда будет заключаться смысл моей жизни с завтрашнего дня?»
– Условное наклонение тут некстати. Я вас арестовываю! Прямо сейчас.
– Да ладно, сынок, признайся, ведь кроме меня у тебя больше никого нет.
– Я вам не сынок!
– Жены у тебя нет, детей тоже, даже нет постоянной подружки. Родители умерли. Коллеги? По большей части ты их презираешь. Начальники? Ты считаешь, что они тебя недооценивают.
Маклейн сохранял самообладание, находясь под дулом пистолета. Напрасно Мартен считал себя хозяином положения. У него был пистолет, а у Арчибальда – только слова. Но в этой игре слова оказались эффективнее огнестрельного оружия.
Арчибальд в упор смотрел на сыщика, глаза его поблескивали. Суровость тона и утонченность выражений придавали особый смысл его словам.
– Судя по всему, ты переоценил свои силы, парень.
– Я так не думаю, – соврал Мартен. Он пытался обрести уверенность в себе, сжимая пистолет, но оружие стало вдруг неимоверно тяжелым, ладони вспотели, и «зиг-зауэр», несмотря на пластиковую обмотку вокруг рукоятки, буквально выскальзывал из рук.
– Тебе бы следовало этой ночью позвать на помощь приятелей, – съязвил Маклейн.
Он поднял холщовую сумку, стоящую у его ног, словно желая отдохнуть от разговоров, и вытащил оттуда автопортрет Ван Гога. Потом он протянул руку над перилами моста и сделал вид, будто готов бросить картину в реку.
– Тебе кто нужен, Ван Гог или я? – спросил он, угрожающе размахивая полотном над водой.
Мартен ужаснулся. Широко раскрыв глаза, он уставился на картину, не в силах отвести от нее взгляд. Призрачно-голубые переливы красок на портрете завораживали и гипнотизировали. Тут что-то не так! Судя по его сведениям, Арчибальд был настоящий эстет, утонченный ценитель живописи. Такие люди не станут рисковать бесценной картиной даже ради того, чтобы обеспечить себе побег. Хотя можно, конечно, вспомнить прошлогоднюю хулиганскую выходку, когда Маклейн испортил торжественное открытие выставки Джеффа Кунса в Версале, подложив самодельную бомбу под гигантского омара. Бомба взорвалась в одном из салонов, и осколки попортили так называемые шедевры современного гения. Но то был Джефф Кунс все-таки, а не Ван Гог…
– Не делайте глупостей, Маклейн!
– Ну что, парень, непростой выбор?
– Вы не посмеете! – попытался остановить его Мартен. – Учтите, я знаю вас лучше, чем вы думаете.
– В таком случае до скорой встречи, приятель! – крикнул Арчибальд и, размахнувшись, швырнул картину в темные воды Сены.
Мартен подскочил к самому краю ступени, расположенной ближе всего к реке. Из-за сильного ветра волны на Сене разбушевались, как в море во время небольшого шторма. Он терпеть не мог плавать и никогда не ходил в бассейн с тех пор, как однажды во время соревнований офицеров полиции чуть не опозорился перед всеми. Но что он мог сделать сейчас? Разве у него был выбор?