Однако я уверен, что если бы мы тогда поцеловались, все было бы хорошо! Не важно, какая была погода, дождь или яркое солнце, главное, что я был в тебе уверен, а остальное не имело значения. Я знаю, что потом долгое время этот поцелуй сопровождал бы меня повсюду, как луч солнца, как светлое воспоминание, за которое можно уцепиться в минуты мрачного одиночества. Но многие считают, что самые прекрасные истории любви не могут длиться долго. Если это действительно так, то пламенные поцелуи – те, которые не состоялись…
Я смотрю на тебя, и со мной происходит то же, что в кино, когда из двадцати четырех кадров в секунду первые двадцать три – лучезарные, светлые, радостные, а двадцать четвертый преисполнен томящей грусти, и это никак не вяжется с лучистым сиянием, льющимся из тебя. Это мгновение двадцать четвертого кадра успеваешь уловить лишь на уровне подсознания, как трещинку на стекле, которую замечаешь, когда на нее падает свет. Эта щербинка говорит о тебе больше, чем полный перечень твоих достоинств и талантов. Много раз я спрашивал себя, что заставляет тебя грустить? Много раз надеялся, что ты сама расскажешь мне об этом, но ты этого так и не сделала.
Я хочу, чтобы ты берегла себя. Не позволяй меланхолии поселиться в твоей душе, не дай двадцать четвертому кадру одержать победу. Не демоны должны торжествовать, а ангелы. Пусть так и будет!
Хочу, чтобы ты знала: я тоже считаю, что ты – замечательная девушка. Тебе об этом напоминают сто раз в день, и я такой же, как и все остальные.
Я никогда не забуду тебя.
Мартен.
Габриель отрывает глаза от письма и поднимает голову. Ее сердце часто колотится в груди: такого она не ожидала.
С первых строчек Габриель поняла, что это не простое письмо. Их знакомство – особый случай, но она не готова была смотреть на него под таким углом зрения. Габриель оглядывается, чтобы удостовериться, что никого нет рядом. Она боится, что лицо выдаст ее эмоции. Чувствуя, что слезы подступают к глазам, она принимает решение уехать из кампуса и спускается в метро, чтобы отправиться в центр Сан-Франциско. Сначала хочет подольше побыть в библиотеке, но быстро понимает, что в подобном состоянии просто не может работать.
Сидя в вагоне поезда у окна, Габриель прислушивается к себе, переживая еще раз удивление, которое испытала, получив письмо, и мучительное наслаждение, растревожившее душу, пока она его читала. Не каждый день она получает подобные послания. И уж тем более не каждый день кого-то интересует ее индивидуальность гораздо больше, чем все остальное.
Все считают Габриель сильной личностью, общительной и вполне социально устойчивой, а на самом деле она – девушка хрупкая и запутавшаяся в своих противоречивых переживаниях. Молодые люди, с которыми она общается много лет, никогда не обращают внимания на ее душевные страдания, а вот он всего-то за несколько недель знакомства сумел увидеть тайну в ее душе и даже о чем-то догадался.
Тем летом калифорнийский берег просто плавился от жары, солнце не пощадило и Сан-Франциско, несмотря на его особый микроклимат. Пассажиры в метро, казалось, оцепенели и двигались очень медленно, будто пьяные от жары. Но Габриель была далека от действительности, она вдруг ощутила, что погрузилась в Средневековье и почувствовала себя дамой рыцарской эпохи. Той самой эпохи, когда только наметились контуры отношений, которые позже назовут куртуазной любовью. Великий Кретьен де Труа отправил ей послание и намеревался превратить дружеские отношения…
Она перечитывала письмо, ощущая и благость в душе, и боль.
Нет, Мартен Бомон, ты совсем не такой, как все…
Она опять читает эти строчки и то возносится на седьмое небо, то падает в бездну отчаяния, испытывая странное смятение – настолько странное, что даже пропускает свою остановку. Ну вот, теперь придется опять потолкаться в духоте, чтобы вернуться наконец к себе домой.
Браво, героиня, well done!
На следующий день
9 часов утра
Аэропорт в Сан-Франциско
Капает дождь.
Еще не до конца проснувшись, Мартен с усилием подавляет желание зевнуть во весь рот и, чтобы не упасть, цепляется за перила в автобусе, когда его немного заносит на повороте.
На нем куртка из молескина[1], дырявые джинсы, истоптанные кроссовки и старая майка с изображением какой-то рок-группы, кажется, с Куртом Кобейном, кумиром молодежи тем летом.