Впрочем, у меня были профессиональные успехи: я научилась делать букеты, украшать их бантиками и завитушками, это приносило дополнительные деньги за упаковку, хотя и выглядело вульгарно. И еще: когда я поняла, что денег не будет так много, как я ожидала, мы докупили цветы в подмосковном совхозе и разнообразили наш ассортимент. Я вполне освоилась на рынке, знала, как зовут соседей, но разговаривать нам было не о чём, кроме как попросить друг друга присмотреть за цветами, когда нужно отлучиться. Я начала курить, это помогало снять напряжение и заполнить паузы между покупателями. Мне казалось, что, стоя за прилавком, я испытывала всё сразу: боль, отчаяние, вину и жалость к себе. В глубине души я по-прежнему оставалась домашней девочкой из интеллигентной семьи.
Как-то после очередного покупателя, который купил много роз, к нам подвалил свирепый кавказец.
- Почём продаёшь? – рявкнул он, обращаясь к нам.
Испытывая неприятное чувство страха, я назвала цену, благоразумно завысив её.
- Ты что, женщина?! - придвинулся он ко мне, обдав винным перегаром и табаком.
- Держите наши цены! На хрен торговлю сбивать?! Ты поняла меня?- он схватил меня за руку.
- Отпусти её! - вступился Вадик.
- Я всё сказал! Ещё раз такое будет, больше здесь торговать не будете, ясно?
Не дожидаясь ответа, он удалился, чувствуя себя хозяином этого кусочка земли, называемого рынком.
- Сволочи, - я потёрла руку.
- А он дело говорит, - неожиданно сказала тихая армянка слева. - Поднимите цену, больше заработаете, и другим мешать не будете.
- Вы думаете? – интеллигентно поинтересовался Вадик. - Дело в том, что южная роза плохо стоит в воде, поэтому цена низкая.
- Какая кому разница, сколько она стоит – продали и забыли, - отрезала армянка. - Ваше дело – деньги снять, а не заботиться о покупателе, который попадается на дешевку.
- Пожалуй, они правы, - шепнула я Вадику. - Если мы хотим здесь работать, придётся играть по их правилам. К сожалению, мы слишком слабы, чтобы устанавливать свои.
- Вот, позор! Какие-то уроды будут диктовать свои условия, - слишком громко возмутился Вадик.
- Тихо, - прижала я палец к его губам. - Разбираться будешь в школе с пацанами, а здесь молчи. К тому же не вижу ничего плохого заработать больше. Посмотри, роз осталось не так много, можно попробовать.
Мы подняли цены, это затормозило торговлю, но всё равно южные розы продавались хорошо. Через три дня мы распродали остатки южных роз и закупили дешевой гвоздики.
Это было интересное время, я считала, что провела его с большей пользой, нежели в школе. На улице, в пыли и грязи, с исколотыми в кровь руками и карманами, набитыми денежными купюрами, я гордилась собой. У меня никогда не было столько денег, но в тоже время я понимала, что опустилась вниз, потеряв что-то очень ценное, может быть, это и был тот самый социальный статус, над которым я раньше смеялась. Один раз мне приснился сон, что я стою за прилавком, а ко мне подходит моя мама, красиво одетая и причёсанная, и, покачав головой, уходит, а я бегу за ней, но не могу догнать. Я проснулась в слезах и долго лежала без сна. Но я не делала ничего плохого. Как мне убедить ее в этом, если такое случится на самом деле?
Я с интересом наблюдала за людьми, окружающими меня на рынке: вот бомж, сладко спящий на картонке, а вот старушка-попрошайка, каждый день исправно обходящая цветочные ряды, а вот кавказцы, приехавшие в Москву заработать, и ведущие себя не как гости столицы, а как её хозяева. Это был совершенно другой мир, отличный от музыки, книг и школы, и я училась в нём выживать. Моя новая жизнь началась здесь: на асфальте, где я наспех ела грязными руками и училась быть взрослой.
Когда мы распродали все и решили ехать обратно, оказалось, знакомый Екатерины Ивановны едет в Краснодар к родственникам и согласен взять нас, если мы оплатим бензин.