- В пять.
- Ничего себе, - охнула Вера Ивановна. - Конечно, такие деньги легко не достаются.
Я записала адрес больницы и уехала, пообещав больше не пропадать и держать их в курсе.
Всю ночь я не сомкнула глаз, утром встала зарёванная и сонная. С трудом добралась до подвала, чтобы выдать девочкам цветы. По дороге в больницу так волновалась, что чуть не попала в аварию, а когда вышла из машины, то никак не могла унять дрожь в коленях, стоя перед унылым зданием грязно-жёлтого цвета с решётками на окнах. Страшно подумать, что где-то там моя мама. Наконец, я собралась с духом и вошла. За столом молоденькая девушка в халатике. Я подошла к ней и молча смотрю. В горле ком.
- Вы к кому? – спрашивает она.
- К Алябьевой.
- К Алябьевой? – переспрашивает девушка, и её глаза округляются, а выражение лица становится озабоченным. - А вы кем ей приходитесь?
- Я её дочь.
- Дочь? Я не уверена, что Алябьевой разрешены посещения. Я сейчас уточню.
- Что с ней? Ей так плохо?
В этот момент по коридору протопала, шаркая ногами, старушка с пластмассовым ведёрком и совком, видимо впавшая в маразм.
Уставившись на неё, я отвлеклась от девушки, которая начала звонить по телефону. Появилась другая больная: раскинув в стороны руки, как крылья, с отрешённым лицом, она прошла мимо нас.
- Что она делает?- спросила я в ужасе.
- А-а, - девушка улыбнулась. - Это тётя Маша, она себя бабочкой представляет, вот и летает здесь иногда. Да вы не бойтесь, она тихая.
- Девушка, вы дочь Алябьевой? - передо мной вырос мужчина в белом халате лет тридцати пяти. Козлиная бородка, жиденькие прилизанные волосы и странноватый бегающий взгляд.
- Да.
- Я её врач. Пойдёмте в кабинет. Сначала нужно поговорить.
Я послушно пошла за ним. В кабинете он уселся за стол и указал мне на стул напротив.
- Иван Иванович.
- Виктория, - нехотя отозвалась я.
- Сколько вам лет? – неожиданно спросил он.
- Да какая разница?! Только вчера узнала, что маму отправили сюда. До моего отъезда она была совершенно здорова и никогда не страдала психическим расстройством. Я хочу её видеть и разобраться, почему она здесь, - выпалила я на одном дыхании.
- Вы показались мне слишком молоденькой, а ваша мама серьёзно больна, и я боюсь, это окажется слишком сильным для вас потрясением, - вкрадчиво проговорил врач, не глядя мне в глаза.
- Все в порядке. Вы можете сказать правду.
- Как я уже сказал, ваша мама, к моему великому сожалению, очень больна, и мы к ней никого не пускаем, но сделаем для вас исключение. Мы поместили её в специальную палату, поскольку она пыталась повторить попытку суицида. Еще она отказывается от еды, мы вводим ей питательные вещества внутривенно, и … - он запнулся. - Мы вынуждены её привязать, чтобы она не натворила чего-нибудь. В целях её же безопасности, понимаете?
Я закрыла глаза, чтобы не видеть его бегающих глазок.
- Вам плохо? – участливо проговорил Иван Иванович.
- Всё нормально, продолжайте, - я заставила себя посмотреть ему в глаза.
- Ваша мама сильно изменилась с тех пор, как вы виделись. Вы, понимаете, о чём я?
- Нет, - покачала я головой. - Когда мы встречались в последний раз, она выглядела прекрасно.
- Я думаю, может быть, вам не стоит сегодня…
- Стоит, - я вскочила со стула, подумав, что этот странный врач препятствует моему посещению, и это вряд ли продиктовано заботой обо мне.
Ему пришлось тоже подняться.
- Я хотел как лучше. И ещё: обещайте мне, никаких истерик. Вы не должны её волновать.
- Хорошо.
Мы подошли к палате. Он вошёл первым, я следом. Кроватей было три, но только одна была занята. То, что безжизненно лежало на кровати, окутанное сетью трубочек, никак не могло быть моей мамой. Я подошла ближе. К сожалению, это была моя мама, вернее то, что от неё осталось. Отчаяние нахлынуло на меня, пригвоздив к стулу возле кровати. Врач дотронулся до моего плеча.
- Вы ещё останетесь?
Я кивнула, он вышел. Мы остались вдвоём: мама и я. Кошмарный сон. Я проснусь, и всё будет по-прежнему: любящие друг друга родители и уютный дом. Я закрыла глаза, открыла, ничего не изменилось, всё та же больница, и мама на спине с бледным, казавшимся мертвым, лицом.