- Ну же, Вика, перестань, – Иван Сергеевич не отрывал от меня внимательных глаз. – За два года многое в твоей жизни может измениться.
Я понимала, он намекал на то, что я могу встретить кого-нибудь и забыть Серёжку.
С замиранием сердца я слушала слова судьи: «Суд приговаривает Ковалёва Сергея Ивановича к двум годам лишения свободы в колонии общего режима».
«Вот и конец надеждам», - подумала я и подняла на Сергея глаза, в его взгляде была странная покорность. Он долго смотрел на меня, видимо прощаясь, пока его не увели. Люди медленно расходились, а я всё сидела в кресле, пытаясь смириться с тем, что я должна жить дальше, а Сергей будет в тюрьме. А кто знает, что будет через два года? Я никогда не пыталась заглянуть в будущее. Тут за последний год столько всего случилось.
Иван Сергеевич сел рядом со мной, положив свою тёплую ладонь на мою руку, сжимавшую подлокотник кресла.
- Вика, я сделал всё что мог, но его не могли отпустить.
- Я знаю.
- Два года пройдут быстро, если ты будешь его ждать, - продолжал Иван Сергеевич. - Только вот стоит ли. Тебе ещё так мало лет, а он вернётся оттуда злым на весь мир, а тебе нужен хороший светлый мальчик, вроде тебя самой. Я уже говорил тебе, что не хотел бы, чтобы моя дочь была на твоём месте, но почему-то хотел бы, чтобы она походила на тебя.
- Спасибо, - я через силу улыбнулась.
- Ты заслуживаешь лучшей судьбы, помни об этом, – он вздохнул и поднялся. - Пойдём, хватит уже здесь сидеть.
Дома я долго принимала горячую ванну, слёз не было, но отчаяние держало в тисках, словно в тюрьму посадили меня. Я не знала, как прожить без любимого эти два года. Если бы можно было заснуть и не думать, не вспоминать наши встречи, не тревожиться о нём. Мама несколько раз подходила к двери и заговаривала, видимо, боялась за меня. Когда я вышла и легла на диван, мама села рядом:
- Что мне сделать для тебя?
А что тут можно сделать?! Мне никто не поможет, кроме меня самой. Надо учиться жить без него. Быть сильной, как говорил папа. «Девочки с именем Виктория никогда не сдаются»
Сегодня можно поваляться, а завтра с утра на работу, вечером за учебники, на ночь пробежка вокруг озера. Если я забью делами все свои дни, время пройдет быстро, и он вернется. Мой взгляд коснулся рояля.
- Мамуль, можешь мне поиграть?
- Конечно. Что ты хочешь услышать?- спросила мама.
- Начни с Бетховена. Он хорошо на меня действует.
- Патетическая соната?
- Было бы чудесно.
Дни летели так быстро, что я не заметила, как наступил июнь и начались выпускные экзамены. Я с трудом успевала штудировать учебники, готовить кафе к открытию, да ещё иногда ездить за цветами в совхоз. Спала я не больше шести часов в сутки, но чувствовала себя удивительно бодро: дела шли хорошо. Мама занималась с учениками. Смешные мальчики и девочки приходили к нам домой, с благоговением подходили к роялю и извлекали ужасные, как мне казалось звуки, но мама называла их способными и гордилась их успехами. Я была рада, что она занята делом, вид у неё был довольный, она много занималась самостоятельно, отрабатывая технику, видимо, всё-таки не оставляла мечты вернуться к выступлениям, хотя никогда не заговаривала об этом.
Наши отношения стали ещё теплее: мама стала моей лучшей подругой. Не самую последнюю роль сыграло то, что она была единственным человеком, кто не отговаривал меня ждать Сергея, и я была ей очень признательна. Сергея отправили из Москвы в Архангельскую область и теперь, лишённая возможности его видеть, я жила только письмами. Он с юмором описывал жизнь заключённых, и о его тоске я лишь могла догадаться между строк. Какими смешными теперь мне казались мысли, что я никогда не полюблю. Я полюбила, но судьбе было угодно разлучить меня с любимым, да и само чувство требовало проверки на прочность. Изо всех сил я старалась гнать плохие мысли из головы и занималась делом по шестнадцать часов в сутки.
Свободного времени не было, и как-то раз Андрей сказал:
- Слушай, возьми, наконец, выходной. Сходи куда-нибудь, развлекись.
Я в это время изучала журнал, пытаясь определиться с ценами на продукты и спиртное для кафе. Я недовольно подняла глаза на Андрея: