– А к чему из-за такого пустяка обвинять так много людей? Ведь все, на кого она жалуется, работают в суде. Она что же, обратилась в суд, а суд допустил оплошность?
– Я навел справки. Суд никакой оплошности не допустил, ее дело рассмотрели, а она стала по этому поводу жаловаться. Она утверждает, что развод фиктивный, но вот суд признал ее развод настоящим. Ну разве можно теперь из-за ее жалобы заставить суд незаконно признать ее развод фиктивным?
Ши Вэйминь огорчился за Ли Сюэлянь:
– Было бы из-за чего судиться, раз уж развелась, к чему теперь жалеть?
– Даже если она сожалеет об этом, то пусть устраивает разборки со своим бывшим мужем, при чем тут наша управа? Ведь не мы же с ней развелись.
Ши Вэйминь звучно хохотнул:
– Да тут человек от злости лопается, а ты все язвишь.
В этот момент ко входу гостиницы в сопровождении заместителя начальника уезда прибыл заместитель начальника провинциального департамента водных ресурсов. Ши Вэйминь оставил Лао Люя и с улыбкой устремился пожать руку гостю, после чего все вместе они вошли в гостиницу.
Водрузив на голову надпись «Обиженная», Ли Сюэлянь три дня просидела перед входом в городскую администрацию, прежде чем об этом узнал мэр города Цай Фубан. Цай Фубан[8] не обнаружил этого вовсе не потому, что смотрел на такое сквозь пальцы, а потому что уехал в командировку в Пекин. Ну а возвратившись из Пекина, он, наконец, увидел, что у входа в городскую администрацию преспокойно сидит человек, плотно окруженный толпой. Приходившие в администрацию служащие вынуждены были пешком проталкиваться со своими велосипедами сквозь эту толпу. Цай Фубан сильно рассердился. Его гнев был направлен не на сидевшую у входа Ли Сюэлянь, а на своего заместителя и первого вице-мэра Дяо Чэнсиня. Пока Цай Фубан находился в Пекине, Дяо Чэнсинь никуда не уезжал и, тем не менее, позволил, чтобы такое длилось уже целых три дня, предпочитая не вмешиваться самому, а дождаться Цай Фубана. Все работники администрации знали, что между мэром и его первым замом часто возникали конфликты. Эти конфликты уже набили оскомину Цай Фубану, ведь создавались они не им самим, тут имелась историческая подоплека. Лет десять назад оба они работали секретарями уездных парткомов, отношения между ними были нормальными, они часто вместе выпивали. Позже их обоих выдвинули на место заместителя мэра города. при этом фамилия Дяо Чэнсиня оказалась по алфавитному списку даже выше, чем Цай Фубан. Во время следующего повышения один стал начальником отдела пропаганды горкома партии, а другой – начальником орготдела. а потом, когда Цай Фубана назначили заместителем секретаря горкома, он оказался выше Дяо Чэнсиня, который значился в должности первого вице-мэра. Чуть позже, когда Цай Фубан стал мэром, Дяо Чэнсинь, оставшийся на прежнем месте, оказался в заместителях у Цай Фубана. Их подъем по карьерной лестнице оказался настолько тесным, что если кто-то оказывался впереди, то заслонял дорогу другому. Так что несогласие и затаенная обида появились между ними сами собой, превратив обычных коллег в соперников. Разумеется, на людях они никогда не показывали своего соперничества, продолжая общаться по всем правилам этикета. Однако за спиной Дяо Чэнсинь частенько строил козни Цай Фубану. и то, что он три дня не предпринимал никаких действий в отношении сидящей у входа жалобщицы, ожидая возвращения Цай Фубана, было лишь одной из его многочисленных каверз. Цай Фубан сердился на Дяо Чэнсиня даже не из-за того, что тот ставил ему палки в колеса, он удивлялся его глупости и недальновидности. Ведь продвижение их обоих зависело не от Цай Фубана, а от провинциальных руководителей. и если ты метишь в мэры города, то наиболее разумным было поддерживать Цай Фубана в работе. Ведь если Цай Фубана повысят раньше, то разве не тебе придется занять пост мэра? Если же между ними будет идти неистовая борьба, то эдак вообще будет невозможно работать, в результате Цай Фубан навечно застрянет в мэрах, а ты так и останешься его первым замом. Ведь что такое моральное разложение? Это не только взяточничество, коррупция и разврат. Наивысшая степень морального разложения – это когда человек, будучи на своем месте, проявляет полное бездействие, но еще хуже, когда люди типа Дяо Чэнсиня, будучи на своем месте, делают подлянки. Но худшее из худшего, это когда ты ничего не можешь с этим поделать, потому как Дяо Чэнсинь назначен на пост первого зама не самим Цай Фубаном, а начальством провинции. Но более всего Цай Фубана бесило то, что Дяо Чэнсинь, строя свои козни, совершенно не считался с объективной ситуацией. а ведь именно сейчас в их городе проводилась кампания за получение звания «Города высокой духовной культуры». Во всем Китае таких «городов высокой духовной культуры» насчитывалось лишь несколько десятков. Обретение данного статуса поднимало имидж города на новый уровень, что совершенно очевидно отражалось на инвестиционной среде и на инвестиционном климате. Это могло предоставить им преимущество в переговорах с иностранными предпринимателями и при получении инвестиций. Чтобы организовать эту кампанию по построению «города высокой духовной культуры», Цай Фубан потратил целый год нечеловеческих усилий, в результате которых во всем городе были приведены в порядок парки, улицы, водостоки, учебные заведения, рынки и трущобы. Наружные фасады всех примыкающих к улицам домов засияли новыми красками. Целый год шла подготовка к одному-единственному дню. и вот через три дня к ним в город должна была приехать группа столичных и провинциальных руководителей, отбиравших «города высокой духовной культуры». за месяц до их визита Цай Фубан отдал распоряжение чиновникам и населению выйти на улицы города и уничтожить всех мух. Для работников госучреждений вышло постановление, что если ежедневно сотрудники будут сдавать по десять мух, то это увяжут с их аттестацией в конце года. на мух была объявлена настоящая охота, и уже через полмесяца установленный норматив в десять мух превратился в невыполнимую задачу, что вызвало среди служащих ропот недовольства. Но ропот ропотом, а в городе действительно не осталось ни одной мухи. Цай Фубан был в курсе возмущенных голосов, однако на попятную не пошел. в конце концов ловля мух сопровождалась песнями школьников и танцами бабушек. в этот раз Цай Фубан съездил в Пекин, чтобы доложить о результатах построения «города высокой духовной культуры». а возвратившись, он стал готовиться к встрече группы руководителей отбора «городов высокой духовной культуры». По возвращении он никак не ожидал, что прямо у входа в городскую администрацию обнаружит на ступеньках жалобщицу, которая сидела там уже три дня, и которой еще никто не занялся. Может это покажется и грубоватым, но выходило, что в городе, полностью очищенном от мух, прямо у входа в администрацию вдруг появилась огромная муха. Но разве это делалось не специально, чтобы сорвать мероприятие по построению «Города высокой духовной культуры»? Войдя в свой кабинет, Цай Фубан тут же вызвал к себе начальника секретариата, указал ему через окно на вход в здание и гневно спросил: