Реакции не было. Почти. Когда мятый шлем, кувыркаясь и блистая на солнце, по высокой дуге улетел в сторону от драконьей скалы, мы еще надеялись. Когда он вонзился в пухляк, красиво взметнув целую волну снега, мы затаили дыхание. Когда поверхность "бассейна" ответно вспухла горбами в десятках мест, мы начали радостно и победно улыбаться. Увы, на этом все закончилось: и перемещение снежных змей к "нарушителю", и наши победные улыбки, и наши надежды. Впрочем, предаваться унынию мы убежали в пещеру, лишней секунды не маяча на пандусе.
— Что делать будем? — спросил Марс, — Пытаться прорваться на скорости?
— Ты видел, сколько бугров возникло на снегу?
— Много, — вздохнул Марс.
— А сколько, если брать прямую от пещеры до края? До поперечной стенки, то есть.
— Меньше, но тоже хватает. Эх, если бы змеи отреагировали так, как надо!
— Они, похоже, как лягушки, только на движение агрятся.
— Попробовать щит им закинуть? — предложил Марс, — Он поедет вниз по склону — вот вам и движение.
— Змей слишком много, а щит не умеет уворачиваться. Моментом остановят. И переключатся на нас. Хочешь рискнуть?
— Ну, шансов всяко больше, чем лезть на козырек.
— Их надо на живца отвлекать, — задумчиво произнес я, — Слушай, Марс, у тебя в инструментальных закромах нет пилы по буйволиной коже или, на худой конец, по металлу?
— Погоди! А если им термошашку зашвырнуть? Выкрутить на максимум и зашвырнуть? Тепло-то они тоже, наверное, не любят.
— Хм, можно попробовать. Сколько у нас термошашек? Десяток будет?
— Три всего… эх! Знал бы!..
— Не. Сомневаюсь. Плюнет змейка на шашку своей криогенной слюной — и все.
— Проверим? — неуверенно предложил Марс, — Одна почти сдохла уже. Вот ее и того…
— Давай, — неохотно согласился я, — Только скажи, у тебя пилка по металлу есть?
— Есть, конечно! Пошли, посмотрим, как этим гадам ползучим наш подарок понравится.
Не понравился. Впрочем, это и так было понятно. Поразило другое. Едва раскаленная чуть не добела термошашка канула в белейший снег, грянул взрыв. Столб снежной пыли метров пяти высотой, какие-то синеватые льдистые ошметки во все стороны.
— Это что было? — не сразу подобрал отвисшую челюсть Марс.
— Я, кажется, понял. Это был взрыв.
— То, что это был взрыв, и я понял. С какого гырха он был? Там же взрываться нечему. В теромошашке.
— Ты о змейках забыл.
— И что?
— Скажи мне, Вакула-кузнец, что случится, если в расплавленный металл засунуть кусок льда?.. Вот и тут то же самое, только наоборот. Наверное, какая-то змея нашу термошашку проглотила сдуру. Ну, и рвануло болезную.
— Твое "наоборот" чисто физически невозможно.
— Это с обычными тварями невозможно, а с магическими — очень даже. Сам видел.
— Видел, — согласился Марс кисло, — Только бесполезно все. Мы так термошашек не напасемся.
— Зато мы теперь знаем способ, как уничтожать снежных змей.
— Дороговат способ-то, — сварливо заметил прижимистый Марс.
— Что ж, план "Д" не сработал, переходим сразу к плану "Я", — подытожил я.
— Это к какому такому плану "Я"?
— К плану "я знаю как надо, выслушайте уже меня"!
— Звучит не очень.
— План не должен звучать, план должен выполняться. Доставай свою пилу, хватит бездельничать!
— Кто бездельничает?! Это я бездельничаю?! — Марс задохнулся от возмущения. Никакой тоски и неуверенности в глазах — сплошной огонь и жажда крови. То, что надо — действуем.
17
— Готов? — спросил Марс.
Я молча кивнул, тогда Марс рывком взвалил меня на плечо и побежал.
Ну, а пока он бежит…
Это вранье, будто бы молодые сплошь и рядом мнят себя бессмертными. Даже к самым благополучным разумным внезапное осознание собственной смертности приходит еще в детском саду или в начальных классах средней школы. Просто до поры смерть воспринимается чем-то, пусть и неизбежно-обязательным, но отдельным от жизни. Чем-то, что пока не встраивается в цепочки причин и следствий. Еще родители и прочие взрослые путают: "Не ешьте эти ягоды — умрете!" Или: "Мой руки, иначе заболеешь и умрешь!" Эти непрестанные пугалки срабатывают неправильно, исподволь внушая, как легко избежать смерти. Всего то и надо, что мыть руки и не есть тех ягод. И чего человечество столько заморачивалось в поисках философского камня?
Вот и сейчас я как-то где-то понимал, что могу умереть, провоцируя змей на нападение, отвлекая их на себя, но сильнее страха смерти меня бил предстартовый мандраж. Адреналиновая трясучка от предвкушения рискового дела. Но даже она отступила перед тряской физической. От лорики мускулаты я ведь избавился, чтобы не было "штрафа к ловкости"… Ага, я-то избавился, а Марс — нет. А наплечники у доспехов всегда делают с ребрами жесткости, которые теперь очень болезненно впивались в мои родные ребра. На каждом гырховом шаге. Или бег — это невысокие прыжки? Тогда — на каждом гырховом прыжке.