Я не продаюсь - Кристина Сергиенко
Глава 1
— Погляди, это ведь Камилла Фэйрис? Или я ошибаюсь?
Слышу своё имя, и рука с бокалом замирает в воздухе.
— Она.
— Но разве траур уже закончился?
— Кажется, нет. Её родителей разбились три месяца назад, а брата хоронили совсем недавно. Но ты же знаешь современную молодёжь, дорогая…
Многозначительная пауза и тяжёлые вздохи, раздающиеся следом, вынуждают меня сильнее, до боли, сжать ножку бокала, но рука всё равно дрожит. А внутри вспыхивает, разгораясь всё сильнее, злость и дар тут же привычно отзывается. Кожу покалывает и на кончиках пальцев вспыхивает огонь.
Ненавижу. Кто дал им право судить?
Вдыхаю глубже, стараясь успокоиться.
Всё хорошо, Камилла. Им нет никакого дела до тебя, обычные пустоголовые сплетницы. Сейчас главное — сдержаться, не выдать себя, как во время похорон, когда налетели эти стервятники, прицениваясь к поместью. И никак не показывать, что слышу их. Спину прямее, дыхание ровное, чтобы ни единым словом, ни движением не выдать себя.
А они всё не унимаются.
— И всё же она могла хотя бы надеть чёрное.
Это становится последней каплей. Нужно или уходить, или заткнуть их поганые рты. Но последнее я сделать не могу: не хочу давать повод для новых сплетен. Хватит, мою фамилию итак достаточно полоскали во всех газетах. Не нужно было соглашаться на уговоры Сьюзи и проходить сюда.
Ставлю бокал на столик и оглядываюсь, но подруги нигде не видно. Ладно, уйду позже. Правда, оставаться здесь, в сверкающем гомонящем зале, тоже больше не могу. К счастью, до выхода на террасу рукой подать, и я протискиваюсь сквозь толпу. Останавливаюсь, когда меня замечает, улыбаюсь из последних сил, отвечаю что-то, а выдыхаю лишь на улице. По периметру ограждения тут же вспыхивают магические шары, но я не хочу, чтобы меня обнаружили, и быстро накидываю защитный полог. Из-за волнения руки дрожат и магия слушается плохо, так что полог получается тонкий, и до меня всё ещё доносятся голоса и музыка. Но светильники гаснут, а значит, меня не будет видно.
Шагаю в спасительную темноту, подальше от гомона толпы. Прохладный вечерний воздух холодит, и кожа тут же покрывается мурашками. Запрокидываю голову, вглядываясь в чёрный бархат неба, и быстро-быстро моргаю, пытаясь загнать назад слёзы. Не хочу больше плакать. Не могу. Не буду.
На плечи неожиданно мягко ложится пиджак, и я невольно вздрагиваю, сильнее сжимая перила. А следом раздаётся ставшим привычным бархатистый голос.
— Вы подумали над моим предложением, Камилла?
Горько усмехаюсь. Ну вот, спастись не удалось.
Но как он меня нашёл? Я же накинула полог. Впрочем, для монополиста по производству артефактов это, конечно, не проблема. Значит, они уже разработали и это.
Пытаюсь скинуть пиджак, и на плечи тут же ложатся две тяжёлые ладони, обжигая даже сквозь два слоя ткани.
— Не нужно, на улице холодно. Не хочу, чтобы бы мать моего будущего ребёнка простыла.
Он стоит совсем рядом, и я чувствую горький запах туалетный воды с примесью сигаретного дыма. А уснувший было дар вспыхивает с новой силой, огонь бежит по коже от пальцев вверх, к плечам.
— Не говорите ерунды. Я никогда не рожу вам ребёнка.
Внутри всё дрожит от злости, и мне стоит большего труда сказать это спокойно. А руки так и чешутся. О, с каким бы удовольствием я развернулась и дала ему пощёчину.
— Я слышал, ваше поместье продаётся.
Он неожиданно меняет тему, ударяя по самому больному, и я невольно задерживаю дыхание, а внутри всё словно покрывается корочкой льда.
— Меньше верьте слухам.
Губы немеют и слушаются с трудом, а собственный голос кажется чужим.
Он усмехается в ответ, шевеля дыханием волосы на моей макушке. Мне не нужно поворачиваться, чтобы видеть улыбку на его лице. Я чувствую её кожей и видела уже не раз. Гарри тоже любил так улыбаться. И понимание этого отзывается острой болью в сердце.
Что же ты наделал братец? Зачем? Знал же, что он сильнее тебя.
— Это лишь дело времени. Вы же умная женщина и должны понимать, что такие деньги можете получить только двумя способами: у любовника или жениха, или за свой дар. Только вот незадача, такие, как вы, больше не нужны стране.
Последние слова он шепчет мне на ухо, обжигая горячим дыханием кожу, и я подаюсь вперёд, стараясь быть как можно дальше от него.
Усмехаюсь невольно. О да, и в этом есть и его вина тоже.
Кто-то бы мог подумать, что однажды магов заменят этими штуками? Что достаточно будет маленькой искры и горсти пороха? Во всяком случае, мой дед бы точно побил тростью любого, кто посмел заикнуться о подобном.
— Любовников и женихов у вас тоже нет.
Он двигается следом, прижимаясь ещё теснее, непозволительно близко. И я чувствую, как бьётся его сердце где-то в области моих лопаток. Решительно шагаю в сторону, сбрасывая его ладони с плеч, а затем и пиджак.
— Любовников нет, в этом вы правы, — соглашаюсь тихо, старательно загоняя внутрь рвущийся наружу огонь. — А вот на счёт женихов ошибаетесь.
Но не успеваю сделать и шага, как слышу его насмешливый самодовольный голос за спиной:
— И женихов тоже, поверьте мне.
Я всё-таки оборачиваюсь, но в темноте не видно его лица. Правда, мне и не нужно это. За те несколько встреч, что у нас были, я успела хорошо его рассмотреть. Смуглую кожу южанина и тяжёлый квадратный подбородок, резкие и острые черты лица. Чёрные, как смоль волосы, и такие же глаза. Так что как ни вглядывайся, зрачков не разглядишь.
Ему явно за тридцать. Взгляд цепкий и острый, вечно нахмуренные брови и суровые складки в уголках губ. А в движениях есть что-то хищное, пугающее. Обманчива мягкость зверя, крадущегося к своей жертве.
Вот и сейчас я не замечаю, как он оказывается рядом, только чувствую, как горячие пальцы касаются лица, нежно гладят скулу и линию губ. И это легкое касание вызывает во мне странный трепет.
— Что вы себе позволя…
Договорить не успеваю: он резко привлекает меня к себе, с жадностью впиваясь в губы. Поцелуй больше похож на укус. Сильные руки до боли стискивают плечи, вжимая в его каменное горячее тело.
— Вы всё равно будете моей, Камилла, — выдыхает он мне в губы, отстраняясь. — Но если хотите, можем немного поиграть. Так даже интереснее.
И уходит, напоследок быстро коснувшись моих губ. А меня трясёт от злости. Хочется скорее оказаться дома и принять ванну, смыть следы его прикосновений жёсткой губкой. Но у двери я сталкиваюсь со Сьюзи. Она испуганно округляет глаза, отступая назад и сейчас ещё больше, чем когда-либо подходит на куклу, красивую и хрупкую. Белая и гладкая, слово фарфоровая, кожа, тугие пшеничные локоны падают на открытые плечи, а алые губы чуть приоткрыты.
— Кто здесь? Снимите полог или я вызову охрану!
На миловидном личике проскальзывает страх, а голос предательски дрожит. Я хмурюсь на мгновенье, и лишь потом вспоминаю, что и, правда, поставила полог. Щёлкаю пальцами, снимая его. Теперь он уже ни к чему.
— Мила, — выдыхает она с облегчением, шагая на террасу, и порывисто обнимает меня, обеспокоено заглядывает в лицо. Меня тут же окутывает сладкий аромат её духов. — Только не говори, что просидела здесь весь вечер?
— Нет, я вышла недавно подышать, — признаюсь тихо и замолкаю, не зная, что ещё сказать.
Она — моя единственная подруга. Правда, я до сих пор не понимаю, как так вышло. Слишком уж мы разные, да и мне всегда было легче общаться с мальчиками.
Сьюзи берёт меня за руку, увлекая за собой. Магические шары вновь вспыхивают, мягкий жёлтый свет пятнами ложится на мраморный пол.
— Будешь?
Она кивает на пачку тонких дамских сигарет, но я качаю головой, молча дожидаюсь, когда она прикурит.
— Не понимаю, что тебе не нравится в нём, — выдыхает, наконец, подруга.