И всё же…
— Значит, у вашего отца всё в порядке с сердцем.
Я не спрашиваю — утверждаю.
— Нет. Это было придумано давно, как объяснение исчезновения моих родителей в случае подобных угроз.
Я усмехаюсь, высвобождая руку. Как всё отлично продумано. Так и хочется крикнуть: «Браво», — и похлопать в ладоши. Но вместо этого я повторяю:
— Я не буду проходить этот обряд. У него есть неприятные для меня последствия.
В его глазах тут же вспыхивает привычная злость.
— Камилла, не вынуждайте меня…
— Что? Я помню все наши договора. Но вы, кажется, забыли, что женитесь, а не покупаете рабыню.
Я понимаю, что веду себя глупо. И он во всём прав, и мера эта самая надёжная. Но от этого лишь злюсь ещё сильнее.
Сколько ещё он будет решать за меня?
Генри тяжело вздыхает и шагает следом, выдыхая с тихой злостью:
— Лучше вам сделать это добровольно, Камилла. Потому что я, видят боги, не желаю применять силу. Но иного выхода сейчас не вижу.
— Напрасно ты её запугиваешь.
Кажется, мы оба вздрагиваем. Генри резко оборачивается, а я лишь поворачиваю голову, глядя на незнакомца с цепким взглядом и сединой в чёрных волосах.
— Лучше спроси, что она хочет взамен.
— Не лез бы ты, Джей, куда не просят, — процедил Генри зло.
А вот мне его идея нравится. Хоть она и была не нова.
— Я хочу два условия для нашего договора и обещание, данное на крови, не применять обретённую вами надо мной власть.
Генри тут же поворачивается в мою сторону, глядит пристально и лишь потом произносит глухо:
— Хорошо.
— Ну, вот отлично, — улыбается Джей, хотя взгляд его при этом остаётся таким же серьёзным. — В таком случае, давайте продолжим.
И всё же, не смотря на добровольное согласие, шагаю я с трудом.
А дальнейшее словно подёрнулось туманом. Я не вижу и не слышала ничего, и боли тоже не чувствую. Перед глазами застыл обряд. То, как жрец быстро полоснул ножом по нашим запястьям. Как капала наша кровь, образуя два маленьких ручейка. Как она текла, сливаясь на дне чаши. И как жрец вливал в неё особое тайное зелье. Как вспыхнуло жаром запястье на правой руке. Мне не нужно на него смотреть, я итак знаю, что там сейчас появляется тонкий сияющий браслет из магических символов. Знак соединения наших родов.
И даже не пикаю во время поцелуя. Когда Генри быстро, едва заметно касается моих губ, а затем вкладывает что-то в ладонь, выдыхая на ухо:
— Активируешь в машине.
Я смотрю вниз, но из-за странной пелены, застилающей глаза, ничего не видно. На руку что-то капает, и лишь тогда я понимаю, что плачу. Тянусь было вытереть слёзы, но Генри меня опережает.
— Что это? — спросила тихо, глядя на шпильку.
Самую обычную. Казалось, он просто выдернул одну из моих волос.
— Артефакт-переносчик. Боюсь, что в столице для тебя сейчас не безопасно и…
— И ты решил, что я должна трусливо сбежать?
Злость вспыхивает в груди, иссушая слёзы. Я шагаю назад, с негодованием глядя на него. Ладно, его родители, бедные пожилые люди. Но я маг огня и могу защитить себя.
— Мила, — рычит он угрожающе. — Не заставляй меня нарушать клятву и приказывать тебе. А теперь я имею на это полное право.
Как… ожидаемо.
Я усмехаюсь, складывая руки на груди, и повторяю зло:
— Я никуда не поеду. А если посмеешь отдать приказ, то можешь забыть про все договора. Потому что теперь у меня будет одна цель — сбежать.
И по тому, как темнеют его глаза, понимаю — довела, и сейчас что-то будет.
— Камилла, — начинает он угрожающе, но тут я вспоминаю кое-что ещё.
— Это моё условие, — говорю, тихо радуясь, что теперь у меня их два. — Никаких приказов. Я хочу решать сама.
Он тяжело вздыхает, мрачнея всё больше.
— В конце концов, я могу устроиться на один из твоих заводов. Под чужим именем, конечно. И другой внешностью. — Чем больше я говорю, тем сильнее увлекаюсь идеей. Хоть вначале не собиралась предлагать этого, мысль возникла спонтанно. — Я неплохо разбираюсь в артефактори…
— Нет.
— Но…
— Это даже не обсуждается. — Генри шагает ко мне. — Сейчас я активирую артефакт и…
— Вообще-то это неплохая идея. — Между нами неожиданно вклинивается Джей. — Боюсь, что сейчас доверять мы можем немногим.
Генри мрачно смотрит на него.
— Она моя жена, Джей…
Но я спешу его перебить:
— Соглашайся, милый, — говорю с торжествующей улыбкой. — Нас всё равно двое. И я сделаю это, даже если ты против.
Только что не добавляю: «Назло», — но судя по его взгляду, он всё итак понимает.
— Соглашайся, — поддерживает меня Джей. — Я буду лично отвечать за её безопасность.
Глава 12
Наверное, это неправильно и даже ненормально, но мне нравится видеть, как вспыхивает злость в его взгляде, и как Генри сжимает кулаки. Пусть хоть раз побудет на моём месте. Поймёт, каково мне каждый раз соглашаться, понимая, что иного выхода просто нет.
Но его короткое:
— Нет.
Тут же стирает с моего лица победную улыбку.
— Можешь ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь, Мила. Мне всё равно. Но я не позволю тебе рисковать собой. С тобой, — он быстро глядит на Джея, — поговорим потом.
Генри выхватывает шпильку, хватает меня за руку, и мир вокруг кружится, растворяясь в водовороте красок. Я только успеваю посмотреть в сторону Сьюзи, глядящей на меня большими испуганными глазами. Улыбаюсь напоследок, и сумрак храма смеяет яркий светом. Я тут же высвобождаю ладонь и отступаю, но Генри шагает следом, прожигая меня взглядом.
— Я всегда считал самым сложным в воспитании ребёнка сочетание любви и заботы. Умение принимать жёсткие меры, если это нужно.
Я удивлённо моргаю и только потом понимаю, куда он клонит.
— Но я не ребёнок!
— Уверена? — усмехается он. — Иногда мне кажется, что я взял трудного подростка на воспитание.
Но тут уже злюсь я, шагаю вперёд, глядя на него снизу вверх.
— Ты сам выбрал этого «подростка».
— А ты сама подписала договор.
— У меня не было другого выхода. Моё поместье…
— Вот именно, Мила. Твоё поместье. Твоё! И выбор тоже был твой.
— Да не было у меня никакого выбора!
Злость бурлит внутри, требуя выхода, и я не нахожу ничего лучше, чем просто толкнуть его. Но всё без толку. Он хватает меня и встряхивает легонько, а затем склоняется и шепчет звенящим от гнева голосом:
— Ты просто не оставила мне выбора, Мила. Я пытался действовать иначе. Дарил цветы, делал комплименты. Помнишь?
Я прекращаю попытки вырваться и удивлённо смотрю на него. Качаю головой. И он тихо, с какой-то странной горечью, смеётся. И есть в этом смехе что-то жуткое. У меня даже волосы на затылке шевелятся. И я вспомнила его тихое «болен», сказанное в кабинете.
— Когда же, по-твоему, мы впервые встретились?
Вопрос, мягко говоря, странный и лишь подтверждает мои опасения. Но я всё же отвечаю:
— Две недели назад, на балу, когда…
— …я впервые сделал тебе предложение, — заканчивает он хмуро. — Что и требовалось доказать. А ведь первый раз я подошёл к тебе два месяца назад. Когда ты впервые вышла в свет после трагедии.
Я недоверчиво хмурюсь. Он ведь сейчас шутит? Потому что я помню его с того момента, который назвала.
— Тогда я вёл себя иначе, был мягок и ненавязчив. Но ты не замечала меня и, как оказалось, даже не запомнила.
И всё это он говорит с такой горечью, что сердце на миг сжимается. Но я не собираюсь слушать глупое сердце. Потому что никакие чувства не дают ему права поступать так. Правда, сказать этого не успеваю, потому что он продолжает, не отрывая взгляда от моего лица:
— И тогда я понял, что если просто куплю для тебя поместье, а затем продолжу слать цветы и подарки, то никогда не услышу заветное «да».