Что я и делаю, откидываю одеяло и сажусь, касаясь босыми ступнями пола, и тут же вздрагиваю, когда за спиной раздаётся:
— Уже проснулась? Значит, завтрак в постель принести уже не получится.
Он произносит это шутливо, но мне совсем не смешно. И всё же сидеть боком к нему как-то нехорошо, поэтому я всё-таки нахожу в себе силы развернуться.
Генри стоит в дверях, но комната такая маленькая, что нас разделяет всего пара шагов. На нём больше нет повязки, а правая рука висит плетью. И я почему-то уверенна, что пользоваться ею полноценно он ещё не может.
— Поможешь ещё раз? — улыбается он, указывая на плечо, и подходит ближе, опускаясь на кровать.
И я тут же отодвигаюсь к изголовью, вдруг понимая, что боюсь его до дрожи. Потому что здесь я почти один на один с ним, без магии и возможности связаться с цивилизацией. В полной его власти. И пусть прежде Генри не допускал ничего такого, но и таким злым, как вчера днём, я его раньше никогда не видела.
— Ты меня боишься? — хмурится он. — Почему?
Хороший вопрос. Только вот не уверена, что ответ ему понравится. Поэтому я молча смотрю на него, практически голого, не считая плавок, и чувствую как бешено колотится сердце.
— Это из-за того, что я лишил тебя магии? — спрашивает он тихо.
А я пожимаю плечами в ответ.
И да, и нет. Ведь на самом деле он всегда пугал меня своей наглостью и напором.
— Но я же попросил прощения. Прости, но загладить чем-то большим пока не могу.
А мне в ответ хочется лишь рассмеяться.
Он же это не серьёзно? Не думает, что можно просто подарить что-то и всё? Но в любом случае обсуждать это я не хочу, и потому прошу тихо:
— Давай не будем об этом.
— Тогда почему? — не унимается Генри, не сводя с меня пристального взгляда.
Кажется, он хочет забраться мне под кожу и найти там ответ.
Сказать или нет? Сейчас он так непривычно спокоен. И всё же признаться в этом не так-то просто. Поэтому я на миг закрываю глаза и произношу быстро:
— Я боюсь близости.
И слышу, как он вздыхает, придвигается ближе под шуршание простыней, а затем берёт за подбородок и просит тихо:
— Посмотри на меня, Мила.
Но я лишь жмурюсь сильнее, потому что меньше всего на свете сейчас хочу видеть его глаза.
— Пожалуйста.
Он говорит это так, что отказать я просто не в силах. Распахиваю глаза и тут же тону в чёрном омуте. Он так близко, что я вижу каждую морщинку, каждую родинку и волосок на его лице. Круги под глазами и хмурую складку между бровей.
— Я не буду брать тебя силой, глупая, — признаётся Генри. — Мне не нужно твоё тело, Мила. Мне нужна ты.
Странно, но эти слова пугают меня ещё больше. Ведь именно сейчас я отчётливо понимаю — не отпустит, как и говорил. Пытаюсь высвободиться, но его пальцы держат цепко.
— Пожалуйста, — прошу тихо.
Но он, кажется, не правильно понимает меня и тянется к губам. А я вдруг цепенею просто не в силах пошевелиться, оттолкнуть. В сантиметре от моего лица он замирает и говорит тихо, опаляя жаром кожу:
— Когда ты смотришь так, я чувствую себя настоящим чудовищем.
«А разве это не так?»: хочется сказать мне, но я вовремя сдерживаю себя. Понимая, что не нужно его злить. Только не сейчас. Пусть уж целует, если ему так хочется.
В его глазах столько огня, что, кажется, он сейчас прожжёт во мне дыру. И я не выдерживаю — опускаю взгляд, замираю, готовясь к неизбежному.
— Нет, это просто не выносимо, — говорит Генри почему-то зло и отстраняется.
А потом встаёт и уходит.
Я хмурюсь, удивлённо глядя ему в след с застывшим на кончике языка вопросом: «А как же укол?»
И с удивлением понимаю, что это маленькая тихая победа не принесла мне радости. Вместо этого я чувствую лишь горечь.
Всё время пока умываюсь и чищу зубы, я старательно гоню прочь мысли о том, как повела себя. Я ведь ни в чём не виновата. Ничего такого не сделала, а смотреть по заказу нужным взглядом просто не умею. В конце концов, он должен был понимать, на что идёт.
Только вот как бы я не пытаюсь убедить себя в этом, легче не становится и чувство вины никак не желает уходить. Странно, но злиться на него такого спокойного и тихого я просто не могу. Вот если бы Генри привычно приказывал и рычал, тогда моя совесть была бы спокойна. А так…
Хмурая и недовольная я возвращаюсь в комнату за платьем и с удивлением обнаруживаю на кровати шорты с футболкой. Женские и явно моего размера.
Неужели он настолько всё предусмотрел? Или мне просто подошли чьи-то вещи?
Впрочем, это не так уж важно.
Я быстро одеваюсь, убираю волосы и решительно направилась на кухню, прокручивая в голове фразы, которые скажу. Но стоило только войти, как они все тут же вылетели из головы. Слишком уж необычна увиденная мною картина. Генри стоит возле стола и укладывает продукты в обычную плетёную корзину. И я не нахожу ничего лучше, чем спросить:
— А что ты делаешь?
Он оборачивается, быстро скользи по мне взглядом и отвечает неожиданно с улыбкой:
— Решил устроить нам небольшой пикник. Погода, вроде бы, хорошая.
Генри кивает на окно, и я невольно смотрю в ту сторону. А на небе и, правда, нет ни облачка.
— Или ты против?
Я качаю головой, не зная, что поражает меня сильнее: то, что он решил устроить пикник или то, как он себя при этом ведёт. Словно это не он полчаса назад разозлился из-за моего взгляда.
— А это тебе.
удивлённо гляжу на протянутую им чёрную повязку.
— Правда, завязывать придётся самой.
Но я не спешу брать её.
К чему это всё? Зачем? Я ведь итак его жена, так что теперь он может больше не стараться. Хотя не уверена, что здесь есть что-то удивительное.
Генри хмурится.
— В чём дело, Мила? Тебе не нравится моя идея.
— Нет, — отвечаю честно. — Я не против пикника, но повязка явно лишняя.
— И всё же я хочу, чтобы ты её надела.
Он опять просит, не повышая голоса, и я понимаю, что отказать не смогу. Вздыхаю и выхватываю повязку чуть резче, чем стоило бы и быстро завязываю.
— Всё. Ты доволен? — спрашиваю сердито.
И вздрагиваю, когда он произносит совсем рядом:
— Не совсем. Держи. И давай мне вторую руку.
В левую руку ложится корзина, а в правую — его ладонь. И когда он переплетает наши пальцы, у меня на миг замирает сердце. Странно. Но разобраться в своих ощущениях не успеваю. Генри тянет меня за собой, и я робко шагаю следом. Правда, из-за того, что ничего не вижу, иду слишком медленно, опасаясь наступить не туда и упасть. Так что Генри приходится постоянно меня подгонять, повторяя:
— Не бойся, если что я скажу.
Только вот я никак не могу ему довериться.
А мы всё идём и идём. Трава становится выше и уже достаёт до колен. И это меня всё больше настораживает. Но когда я уже почти решаюсь спросить, он останавливается и говорит:
— Всё, можешь снимать повязку.
И отбирает корзину.
Я слепо тянусь к узлу но он затянулся и развязать никак не удаётся, поэтому приходится дёргать вместе с волосами.
— Ну, и что ты хотел мне…
Но так и не договариваю, не смея отвезти взгляд от поляны, кажется, всей состоящей из цветов. Удивлённый вздох срывает с губ, и я невольно шагаю ближе, понимая, что это того стоило. Оглядываюсь. Впереди гладь озера, а сзади начинается пологий подъём весь поросший ковром зелени.
Но я вновь гляжу на поляну и ловлю себя на мысли, что хочу сплести венок. Хоть никогда прежде этого не делала. И, кажется, это произношу вслух, потому что тут же слышу:
— Я могу.
Удивлённо оборачиваюсь, глядя на Генри. — Ты умеешь плести венки?
— Ну да.
Он пожимает плечами, словно в этом нет ничего необычного, и продолжает доставать продукты одной рукой. И я только сейчас вспоминаю кое-что важное.