— А как же укол? Ты взял с собой шприц?
Он быстро смотрит в мою сторону и говорит тихо:
— Сам поставил. Не так уж это и сложно оказалось.
А мне вдруг становится жутко стыдно.
— Не нужно было, я бы поставила.
— С таким лицом? — Генри неожиданно хмурит брови и смотрит на меня так, словно хочет убить взглядом. — Нет, спасибо.
В его исполнении это выглядит пугающе, но как-то слишком карикатурно. И я невольно улыбаюсь в ответ.
— И тебя это пугает? — спрашиваю, подходя ближе.
— Не очень. Но такой ты мне нравишься больше, — отвечает он и тянет меня вниз, вынуждая сесть рядом. — Повернись.
Просьба немного настораживает, но я подчиняюсь и тут же замираю, ощущая его пальцы в волосах.
— Мне нравится, когда они распущенные, — признаётся Генри.
А я замираю и стараюсь держаться как можно дальше от него, чтобы не касаться, хоть сделать это не так уж и просто. На спину прядь за прядью падают волосы, и голове становится легче. Только Генри почему-то не убирает руку, продолжая легонько массировать кожу. И это так приятно, что я тут же забываю о желании отодвинуться, даже чуть подаюсь назад.
— Нравится? — усмехается он, обдавая жарким дыханием ухо.
И я что-то неразборчиво мычу в ответ, кивая. Закрывая глаза, позволяя ему эту вольность. Вздрагиваю, когда его пальцы ложатся на плечи, продолжая разминать.
— Расслабься, ты ужасно напряжена, — шепчет он.
И я честно пытаюсь следовать его совету. Хотя бы на миг. И тут же жалею об этом, когда его рука скользит с плеча на ключицу, подбираясь всё ближе к груди
— Пусти, — прошу тихо.
И подаюсь вперёд, но он легко удерживает меня.
— Тише, Мила. Не нужно портить момент.
Что?
Я резко распахиваю глаза. Это я порчу момент? Или всё-таки он?
Дёргаюсь со всей силы вперёд и отползаю как можно дальше. А в спину слышится тихое:
— Мила, куда ты?
— Подальше от тебя.
Я сажусь к нему боком и разглядываю продукты: бутерброды, фрукты и мясную нарезку. Тянусь к яблоку и боковым зрением замечаю, как он подбирается ближе.
— Не нужно. Если не хочешь, чтобы я ушла.
— Но почему? Почему ты постоянно отталкиваешь меня?
Генри словно не слышит меня и всё равно садится рядом. Я тяжело вздыхаю и откладываю яблоко. Как-то даже не верится, что он действительно этого не понимает.
— А ты подумай, — советую, поворачивая голову и не скрывая раздражения.
В чёрных глазах привычно вспыхивает злость.
— Мила, — шепчет он предупреждающе.
Но мне уже всё равно, и облегчать ему задачу я не собираюсь. Будет о чём подумать на досуге.
— Я никогда. Слышишь. Никогда не смогу полюбить тебя… — выдыхаю зло, и зачем-то добавляю: — Такого.
И кожей чувствую, разлившееся в воздухе напряжение.
— А каков твой идеал, Мила? — усмехается Генри. — Бесхребетный слюнтяй на подобии Эрика?
Да что он к нему привязался? Других мужчин на свете нет?
— А хоть бы и он. — Я подаюсь вперёд. — Эрик, во всяком случае, раньше относился ко мне, как к равной. А не как к строптивой собачонке, что отказывается выполнять команды.
— Ты никогда не была для меня собачонкой, Мила, — возражает он.
И я смеюсь, с горечью осознавая — он меня не слышит и не понимает. Совсем.
— Если всё дело в метке, то я же уже просил прощения за неё. И обещал убрать.
— Да дело не в ней! — кричу я, не выдерживая его спокойного тихого тона. — В этом весь ты! Ты постоянно мне что-то приказываешь, вынуждаешь подписывать нелепые договора. Неужели ты не понимаешь, что это ненормально? Так не строят отношения. Таку нас ничего не получится. Никогда.
Но потому, как он смотрит на меня, вижу, что толку от моей речи ноль. Вздыхаю. И говорю тихо:
— Просто представь, что твою дочь как-то наглый мужик склоняет к браку. Запугивает, шантажирует. Разве тебе бы это понравилось?
— Я не шантажировал тебя, Мила. Я предложил и ты согласилась.
А мне всё больше начинает казаться, что я говорю со стеной. С хорошей такой бетонной стеной, крепкой и надёжной. Только в отношениях она ничего не понимает.
— А запугивание моих работодателей и ухажёров?
Про ухажёров я добавляю наугад, но потому, как он поджимает губы, понимаю — угадала.
— Зачем? — спрашиваю тихо. — Что с тобой не так? Почему ты постоянно пытаешься подавить меня? Почему нельзя было просто купить поместье и написать, что готов отдать на таких-то условиях? Зачем нужно было всё это? Я бы всё равно пришла. И тогда бы это был мой выбор, и вела бы я себя иначе. А так…
Я машу рукой и поднимаюсь, чувствуя, что вот-вот заплачу. Аппетит пропал, и смысла в этом пикнике для меня больше нет. И всё же я до последнего жду, что он меня остановит. Окликнет своим фирменным: «Мила!». Прикажет вернуться. Но за спиной непривычно тихо. А меня так и тянет обернуться, посмотреть, что там случилось. Но вместо этого я иду дальше, чувствуя, как текут по лицу слёзы. И ни цветы, ни озеро, ни горы уже не радуют меня.
Сил совсем нет. Поэтому когда Генри всё-таки догоняет меня, разворачивает, привлекая к себе, я даже не сопротивляюсь. Молча утыкаюсь в его рубашку и закрываю глаза, позволяя слезам литься.
— Прости меня, — говорит он тихо, поглаживая меня по голове. — Я не хотел, чтобы вышло так. Но я обещаю подумать над твоими словами.
Я лишь всхлипываю в ответ, усмехаясь сквозь слёзы, потому что звучит это до ужаса сухо и официально. И я не верю ни единому его слову.
Глава 14
Он осторожно берёт меня за подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть в глаза. Ласково проводит большим пальцем по щеке, стирая слезинку.
— Я хотел защитить тебя, — признаётся тихо. — Сделать так, чтобы ты больше никогда не плакала и забыла о проблемах
И я невольно усмехаюсь, чувствуя, как нервно дёргаются уголки губ. Такое романтичное признание, но я чувствую лишь горечь от его слов.
— Хорошая идея, — выдыхаю, с трудом разлепив губы. — Только методы у тебя странные.
А внутри так… пусто, словно в выжженной дотла пустыне. Лишь сердце тяжело бьётся о рёбра. И нужно бы вырваться, отойти, но на это у меня не осталось на это сил.
— Я всё исправлю, только дай мне шанс, — просит он тихо, сжимая меня ещё сильнее.
Так, словно хочет впечатать, вплавить меня в своё тело, чтобы я уже точно никуда не делась.
А мне вдруг вспоминается давний спор с мамой. Я тогда, кажется, даже голос сорвала, доказывая, что не всё можно простить и не всем можно дать второй шанс. Но она упрямо твердила: «Простить можно всё, кроме смерти». Подразумевая убийство.
И вот прошли года, а моё мнение не изменилось. И ни прощать Генри, ни давать ему шанса я не собираюсь. Только ему об этом знать совсем не обязательно.
— Хорошо. — Киваю, отводя взгляд, чтобы он не выдал моих глаз. — Но для начала я хочу обратно свою магию. И свой дом.
Да, именно так. И спланировать побег так будет проще. Главное, не торопиться. Надеюсь, Сьюзи согласится помочь мне. И угрозы эти очень кстати, пусть думает на того, кто ему угрожал. А к тому времени, как он всё поймёт, я уже буду далеко. Правда, в таком случае о поместье придётся забыть. Но, кажется, это тот случай, когда без жертв не обойтись. И если уж выбирать между родным домом и свободой, то я предпочту второе.
— Хорошо.
Что?
Я поворачиваю голову и несколько секунд просто смотрю на него, пытаюсь отыскать в лице намёк на шутку. Не мог же он всерьёз на это согласиться? Или у меня начались слуховые галлюцинации?
— Я сделаю всё, как ты просишь. Но взамен у меня есть одно условие.
Усмехаюсь невольно.
Условие. Ну, конечно. Куда без него?
— Какое? — спрашивая тихо.
Пусть говорит, после всего, что он предлагал, мне уже почти всё равно. Потому что падать дальше, кажется, уже некуда.