Выбрать главу

Он ни разу не пытался приблизиться, как делал раньше. Не лез целоваться, не пытался обнять. Только один раз нарушил границу, когда вытер мороженое с верхней губы.

Даже как-то не верится, что он может быть таким.

Глава 17

— Ну же, подходи ближе, он не кусается.

Генри улыбается, придерживая грифона за поводья, только мне от этого спокойнее не становится. Грифон кажется огромным, на голову выше Генри. Мощное тело льва, с нервно бьющей по траве кисточкой хвоста, сложенные на спине крылья и огромный клюв вызывают у меня самый настоящий приступ паники. И подходить приближаться я точно не собираюсь.

Когда Генри написал утром, спрашивая, не хочу ли я прокатиться, я даже представить не могла, что это будет грифон. В нашем мире, стремительно теряющим магию, эти странные животные могут остаться единственным напоминанием о ней. Если, конечно, их раньше не истребят.

Впрочем, кажется, даже если бы знала, всё равно согласилась. Просто не могла сидеть в доме, чувствуя себя запертым в клетке зверем.

Сьюзи, к счастью, ответила коротким: «Я не сержусь». И я до боли в глазах вглядывалась в безразличные чёрные буквы, словно надеялась прочесть между строк. Долго думала, что написать в ответ, но так и не решилась. Почему-то казалось, что это не так. Что она всё же сердится на меня. И нужно бы позвонить, выяснить всё, но я медлила, а потом пришло сообщение от Генри. И я трусливо сбежала на третьем свидание, которое грозило закончиться не начавшись.

— Смелее, трусишка.

Я хмуро кошусь на него и упрямо мотаю головой, даже демонстративно отступаю на шаг.

— Хотя бы подойди, — не унимается Генри. — Я не буду заставлять тебя садиться на него.

Вздыхаю и смотрю на грифона. Взгляд цеплялся за клюв, которым он наверняка может легко пробить череп. И тонкая кожаная полоска, которой он обвит, вряд ли удержит. От этой мысли меня прошибает холодный пот, блузка липнет к спине.

— Я буду рядом.

Голос Генри звучит на удивление мягко. Но я никак не могу понять, почему он настаивает.

— Зачем тебе это? — спрашиваю прямо.

И тут же жалею об этом.

Зачем спросила? Можно подумать ответ изменит моё решение.

— Ни зачем. — Он пожимает плечами. — Просто хочу поделиться с тобой одним из моих увлечений.

Я вздыхаю.

Ответ и, правда, ничего не меняет. Почти.

— Тебе нравятся грифоны?

— Безумно. Это сильные и невероятные гордые животные. Они не каждого подпускают к себе и не прощают плохого обращения.

В голосе Генри звучит непривычная теплота и нежность. Он переводит взгляд на грифона, скользит ладонью по перьям, поглаживая. А у меня сердце проваливается куда-то в пятки от одной мысли, что может сделать этот зверь.

— Иногда ты напоминаешь мне его.

Интересное сравнение.

И всё же после слов Генри я смотрю на это чудовище немного иначе, чувствуя, как внутри вспыхивает интерес. Не каждого подпускает, значит? И при этом он уверен, что меня подпустит?

Делаю осторожный шаг, затем ещё один и замираю. Грифон поворачивает голову, окидывая меня на удивление придирчивым взглядом. Словно думая, с какого боку лучше ущипнуть.

— Ну что, Пушинка, позволишь нашей милой гостьей тебя погладить?

Я невольно усмехаюсь.

Пушинка? Не очень-то подходящее имя для того, кто легко может втоптать тебя в землю.

Пушинка, кажется, целую вечность смотрит на меня, а потом неожиданно склоняет голову.

— Ты ей понравилась, — поясняет Генри довольно. — Можешь погладить.

Могу. Но хочу ли?

Ноги, кажется, вросли в землю, и сделать шаг никак не получается. Но у меня всё-таки получается подойти. Сердце бешено колотится в груди, а ладони становятся противно-липкими, так что приходится быстро вытереть их о штаны.

— Смелее.

Что ж, было бы глупо отступить сейчас.

Осторожно тянусь к голове грифона, кладу ладонь и медленно веду вверх. У неё удивительно мягкие и гладкие перья, так что хочется гладить и гладить. И я поддаюсь порыву, веду ладонью дальше, к шее и крыльям. Генри отступает, позволяя мне подойти ближе.

— Ну вот, а ты боялась. И ведь совсем не страшно.

Я невольно улыбаюсь в ответ.

— Я бы не…

Но договорить не успеваю, Генри подхватывает меня и садит в седло, а затем забирается следом. Я тут же замираю, кажется, даже дышать перестаю. Цепляясь в седло так, что пальцы белеют.

— Но ты же обещал, — выдыхаю испуганно, глядя на землю.

Сердце пропускает удар.

— И? — Горячее дыхание обжигает ухо. — Разве я заставлял?

Я открываю рот и тут же закрываю.

Нет, не заставлял. В этом он прав. И всё же от злости внутри начинает жечь.

Как он мог? Видел же, что боюсь до дрожи.

— Расслабься.

Читай на Книгоед.нет

Генри так близко, что я чувствую, как бьётся его сердце где-то в области моих лопаток. Но сейчас меня это не волнует, гораздо больше пугает грифон, чьи мощные бока я обнимаю ногами.

Генри обвивает одной рукой мою талию, заставляя откинуться назад и облокотиться на него, а другой натягивает поводья. И грифон делает шаг.

— Мамочки, — шепчу испуганно, не смея отвести взгляда от руки Генри с зажатыми поводьями.

Разве он сможет управлять одной рукой? А если не удержит?

— Не бойся. Пушинка — самый смирный из виденных мною грифонов.

Угу. Конечно.

Смирный грифон. Все же знают, что это такая же глупость, как лев — вегетарианец.

Но время идёт, а Пушинка и, правда, ведёт себя на удивление спокойно, медленно вышагивая по дорожке. Да и ощущение широкой мужской груди за спиной заставляет сердце биться ровнее. В объятьях Генри на удивление спокойно, и впервые мне не хочется скинуть его руку, по-хозяйски лежащую поперёк живота.

Постепенно сердце начинает биться ровнее, и я сажусь прямо, отлипая от Генри. Перевожу взгляд с его руки вперёд, на узкую аллею, окаймлённую деревьями. Ветви некоторых так близко, что я легко могу сорвать листок, если чуть наклонюсь в бок.

— Нравится? — усмехается Генри мне в макушку.

— Да.

Можно, конечно, из вредности сказать: «Нет», — но сейчас мне не хочется с ним ссориться.

— А что будет, когда он взлетит.

Что?

От одной мысли о небе я холодею.

— Нет. Если прикажешь ему взлететь, я спрыгну.

И в доказательство серьёзности своих намерений пытаюсь скинуть его руку. Правда, получается плохо.

— Хорошо, не буду, — легко соглашается он.

— Так же, как и заставлять садиться на него?

Я поворачиваю голову и хмуро кошусь на Генри, но вижу только обтянутое футболкой плечо.

— Твоей жизнью я бы не стал рисковать, — признаётся он тихо и сжимает чуть сильнее, чтобы тут же отпустить. — Никогда.

И от того, как он это произносит, я как-то сразу понимаю — правда. Впрочем, это не отменяет того факт, что методы защиты у него довольно странные. Стоит только вспомнить брачный обряд, домик в горах и лишение магии.

Вспоминаю, и тихий вздох срывается с губ.

Впрочем, магию он ведь мне вернул. И частично свободу.

— Уже надоело? — удивляется Генри, каким-то неуловимым образом почувствовав смену моего настроения. — Если хочешь, я остановлю Пушинку и спущу тебя.

— Не хочу.

Слова срываются с губ прежде, чем я понимаю их значение.

И тут же застываю.

Неужели, правда, не хочу? И понимаю — нет. Рядом с ним на удивление хорошо. А, может, всё дело в одиночестве, преследующем меня в родном доме?

— Это хорошо.

Я не вижу его лица, но по интонации чувствую улыбку, и сама улыбаюсь в ответ.

Да, хорошо. А ещё немного странно и непривычно. Но сейчас я не хочу об этом думать. Сейчас есть только эта аллея, Пушинка, спокойно вышагивающая по ней, и на удивление смирный, если не считать выходку с подсаживанием в седло, Генри. Но это я ему, кажется, уже почти простила.