Он ни разу не пытался приблизиться, как делал раньше. Не лез целоваться, не пытался обнять. Только один раз нарушил границу, когда вытер мороженое с верхней губы.
Даже как-то не верится, что он может быть таким.
Глава 17
— Ну же, подходи ближе, он не кусается.
Генри улыбается, придерживая грифона за поводья, только мне от этого спокойнее не становится. Грифон кажется огромным, на голову выше Генри. Мощное тело льва, с нервно бьющей по траве кисточкой хвоста, сложенные на спине крылья и огромный клюв вызывают у меня самый настоящий приступ паники. И подходить приближаться я точно не собираюсь.
Когда Генри написал утром, спрашивая, не хочу ли я прокатиться, я даже представить не могла, что это будет грифон. В нашем мире, стремительно теряющим магию, эти странные животные могут остаться единственным напоминанием о ней. Если, конечно, их раньше не истребят.
Впрочем, кажется, даже если бы знала, всё равно согласилась. Просто не могла сидеть в доме, чувствуя себя запертым в клетке зверем.
Сьюзи, к счастью, ответила коротким: «Я не сержусь». И я до боли в глазах вглядывалась в безразличные чёрные буквы, словно надеялась прочесть между строк. Долго думала, что написать в ответ, но так и не решилась. Почему-то казалось, что это не так. Что она всё же сердится на меня. И нужно бы позвонить, выяснить всё, но я медлила, а потом пришло сообщение от Генри. И я трусливо сбежала на третьем свидание, которое грозило закончиться не начавшись.
— Смелее, трусишка.
Я хмуро кошусь на него и упрямо мотаю головой, даже демонстративно отступаю на шаг.
— Хотя бы подойди, — не унимается Генри. — Я не буду заставлять тебя садиться на него.
Вздыхаю и смотрю на грифона. Взгляд цеплялся за клюв, которым он наверняка может легко пробить череп. И тонкая кожаная полоска, которой он обвит, вряд ли удержит. От этой мысли меня прошибает холодный пот, блузка липнет к спине.
— Я буду рядом.
Голос Генри звучит на удивление мягко. Но я никак не могу понять, почему он настаивает.
— Зачем тебе это? — спрашиваю прямо.
И тут же жалею об этом.
Зачем спросила? Можно подумать ответ изменит моё решение.
— Ни зачем. — Он пожимает плечами. — Просто хочу поделиться с тобой одним из моих увлечений.
Я вздыхаю.
Ответ и, правда, ничего не меняет. Почти.
— Тебе нравятся грифоны?
— Безумно. Это сильные и невероятные гордые животные. Они не каждого подпускают к себе и не прощают плохого обращения.
В голосе Генри звучит непривычная теплота и нежность. Он переводит взгляд на грифона, скользит ладонью по перьям, поглаживая. А у меня сердце проваливается куда-то в пятки от одной мысли, что может сделать этот зверь.
— Иногда ты напоминаешь мне его.
Интересное сравнение.
И всё же после слов Генри я смотрю на это чудовище немного иначе, чувствуя, как внутри вспыхивает интерес. Не каждого подпускает, значит? И при этом он уверен, что меня подпустит?
Делаю осторожный шаг, затем ещё один и замираю. Грифон поворачивает голову, окидывая меня на удивление придирчивым взглядом. Словно думая, с какого боку лучше ущипнуть.
— Ну что, Пушинка, позволишь нашей милой гостьей тебя погладить?
Я невольно усмехаюсь.
Пушинка? Не очень-то подходящее имя для того, кто легко может втоптать тебя в землю.
Пушинка, кажется, целую вечность смотрит на меня, а потом неожиданно склоняет голову.
— Ты ей понравилась, — поясняет Генри довольно. — Можешь погладить.
Могу. Но хочу ли?
Ноги, кажется, вросли в землю, и сделать шаг никак не получается. Но у меня всё-таки получается подойти. Сердце бешено колотится в груди, а ладони становятся противно-липкими, так что приходится быстро вытереть их о штаны.
— Смелее.
Что ж, было бы глупо отступить сейчас.
Осторожно тянусь к голове грифона, кладу ладонь и медленно веду вверх. У неё удивительно мягкие и гладкие перья, так что хочется гладить и гладить. И я поддаюсь порыву, веду ладонью дальше, к шее и крыльям. Генри отступает, позволяя мне подойти ближе.
— Ну вот, а ты боялась. И ведь совсем не страшно.
Я невольно улыбаюсь в ответ.
— Я бы не…
Но договорить не успеваю, Генри подхватывает меня и садит в седло, а затем забирается следом. Я тут же замираю, кажется, даже дышать перестаю. Цепляясь в седло так, что пальцы белеют.
— Но ты же обещал, — выдыхаю испуганно, глядя на землю.
Сердце пропускает удар.
— И? — Горячее дыхание обжигает ухо. — Разве я заставлял?
Я открываю рот и тут же закрываю.
Нет, не заставлял. В этом он прав. И всё же от злости внутри начинает жечь.
Как он мог? Видел же, что боюсь до дрожи.
— Расслабься.
Читай на Книгоед.нет
Генри так близко, что я чувствую, как бьётся его сердце где-то в области моих лопаток. Но сейчас меня это не волнует, гораздо больше пугает грифон, чьи мощные бока я обнимаю ногами.
Генри обвивает одной рукой мою талию, заставляя откинуться назад и облокотиться на него, а другой натягивает поводья. И грифон делает шаг.
— Мамочки, — шепчу испуганно, не смея отвести взгляда от руки Генри с зажатыми поводьями.
Разве он сможет управлять одной рукой? А если не удержит?
— Не бойся. Пушинка — самый смирный из виденных мною грифонов.
Угу. Конечно.
Смирный грифон. Все же знают, что это такая же глупость, как лев — вегетарианец.
Но время идёт, а Пушинка и, правда, ведёт себя на удивление спокойно, медленно вышагивая по дорожке. Да и ощущение широкой мужской груди за спиной заставляет сердце биться ровнее. В объятьях Генри на удивление спокойно, и впервые мне не хочется скинуть его руку, по-хозяйски лежащую поперёк живота.
Постепенно сердце начинает биться ровнее, и я сажусь прямо, отлипая от Генри. Перевожу взгляд с его руки вперёд, на узкую аллею, окаймлённую деревьями. Ветви некоторых так близко, что я легко могу сорвать листок, если чуть наклонюсь в бок.
— Нравится? — усмехается Генри мне в макушку.
— Да.
Можно, конечно, из вредности сказать: «Нет», — но сейчас мне не хочется с ним ссориться.
— А что будет, когда он взлетит.
Что?
От одной мысли о небе я холодею.
— Нет. Если прикажешь ему взлететь, я спрыгну.
И в доказательство серьёзности своих намерений пытаюсь скинуть его руку. Правда, получается плохо.
— Хорошо, не буду, — легко соглашается он.
— Так же, как и заставлять садиться на него?
Я поворачиваю голову и хмуро кошусь на Генри, но вижу только обтянутое футболкой плечо.
— Твоей жизнью я бы не стал рисковать, — признаётся он тихо и сжимает чуть сильнее, чтобы тут же отпустить. — Никогда.
И от того, как он это произносит, я как-то сразу понимаю — правда. Впрочем, это не отменяет того факт, что методы защиты у него довольно странные. Стоит только вспомнить брачный обряд, домик в горах и лишение магии.
Вспоминаю, и тихий вздох срывается с губ.
Впрочем, магию он ведь мне вернул. И частично свободу.
— Уже надоело? — удивляется Генри, каким-то неуловимым образом почувствовав смену моего настроения. — Если хочешь, я остановлю Пушинку и спущу тебя.
— Не хочу.
Слова срываются с губ прежде, чем я понимаю их значение.
И тут же застываю.
Неужели, правда, не хочу? И понимаю — нет. Рядом с ним на удивление хорошо. А, может, всё дело в одиночестве, преследующем меня в родном доме?
— Это хорошо.
Я не вижу его лица, но по интонации чувствую улыбку, и сама улыбаюсь в ответ.
Да, хорошо. А ещё немного странно и непривычно. Но сейчас я не хочу об этом думать. Сейчас есть только эта аллея, Пушинка, спокойно вышагивающая по ней, и на удивление смирный, если не считать выходку с подсаживанием в седло, Генри. Но это я ему, кажется, уже почти простила.