За завтраком она всё так же весело щебетала и улыбалась, а потом предложила помочь с приготовлением к приёму. И я согласилась. Всё равно у меня выбирать особо не из чего: большая часть вещей осталась в доме и была продана вместе с ним.
Определилась я быстро. Как только увидела строгое чёрное платье до колен с небольшим клиновидным вырезом, так сразу решила — его и надену. Но Сьюзи мой выбор не одобрила, настаивая на бежевом платье с пышной юбкой, открывающем плечи и спину.
— Слишком строгое. Тебе же не сорок лет. И к ожерелью не подходит.
Но я упрямо стояла на своём. Да и подарок надевать не собиралась. Она стала настаивать, в итоге мы окончательно рассорились, и подготовка прошла в тишине. И сейчас Сьюзи заканчивала с причёской. Сначала я пыталась справиться сама, но руки дрожали и то тут, то там вылезали «петухи». Тогда она молча подошла, отобрала расчёску и шпильки, обронила, подталкивая к стулу:
— Сядь.
И даже не попыталась, как обычно, убедить оставить волосы распущенными. Значит, обиделась по-настоящему. И вроде нужно извиниться, сказать хотя бы короткое: «Прости». Только я не считала себя неправой.
Сьюзи вздыхает, и я понимаю — сейчас опять будет читать нотации. Лучше бы так и обижалась дальше.
— Да не дуйся ты, — говорит она тихо, осторожно вставляя шпильку. — Я же добра тебе желаю.
Но я упорно молчу, просто боюсь, что опять скажу что-нибудь не то.
— Хитрее нужно быть, Мила. Лаской ведь большего добиться можно.
Лаской?
Ну, уж нет. Стоит только вспомнить вчерашний поцелуй и сразу становится ясно, чем всё это может закончиться. Только я с этим торопиться не хочу.
— И не кривись так. Просто попробуй хотя бы раз быть с ним нежнее. Улыбайся чаще. Соглашайся, но не во всём. В конце концов, раньше девушек часто против воли замуж отдавали и ничего, жили как-то. А некоторые очень даже неплохо.
Я так и представила, как постоянно улыбаюсь, словно умалишённая, и твержу:
— Да, милый. Конечно.
И губы сами растянулись в улыбке.
А что? Это тоже выход. Уверена, он не выдержит первым.
— Только не так, как сейчас. Выглядит, если честно, немного пугающе.
Я всё же смотрю в зеркало. Ну да, вышло как-то слишком кровожадно.
— А мне нравится, — признаюсь, пробуя другие варианты улыбок.
— Мила! Ну, я же серьёзно. А ты!..
Шпильки и расчёска с тихим стуком падают на столик, и я резко оборачиваюсь, чтобы остановить её.
— Подожди, я попробую. Правда, только не уходи.
Она замирает на полпути к двери, оборачивается, глядит недоверчиво.
— Обещаешь?
— Угу. И даже надену этот жуткий ошейник.
Киваю в сторону ожерелья.
— Ну, какой же он жуткий, Мила! — возражает она.
— То есть то, что он похож на ошейник, ты не отрицаешь? — уточняю с улыбкой.
Она вздыхает и возвращается.
— Повернись, — командует строго.
Я послушно выполняю приказ, смело гляжу в глаза своему отражению и подмигиваю. Посмотрим, женишок, кто кого доведёт первым.
И когда опять звонит незнакомый номер, тут же беру и воркую нежно:
— Да, милый?
А в ответ — тишина, и длится она подозрительно долго.
— Кажется, что-то со связью, — говорю со вздохом, глядя с улыбкой в отражение.
Сьюзи хмурится, но молчит. Зато у моего жениха, наконец, прорезается голос, и я слышу тихое:
— Камилла?
— Конечно. А ты разве не мне звонишь?
В моём голосе столько мёда, что, кажется, за полчаса можно заработать диабет. И его это, видимо, настораживает.
— Кхм.
Он опять молчит, то ли подбирает слова, то ли танцует от радости джигу.
Подруга грозит мне кулаком, произнося по слогам тихое:
— Идиотка.
Но я лишь беззаботно пожимаю плечами. В конце концов, она сама посоветовала сменить тактику и быть хитрее. А я всего лишь воспользовалась её советом. Пусть и не совсем так, как рассчитывала она.
— Я уже приехал и жду внизу.
— Сейчас спущусь, милый, — воркую нежно и отключаюсь прежде, чем он успеет что-то сказать.
Улыбаюсь победно своему отражению. А это оказалось не так уж сложно.
Встаю, но Сьюзи не даёт мне сделать и шага, решительно преграждая дорогу.
— Ты что творишь?
— Всего лишь слушаюсь твоих советов, — возражаю беспечно я, решительно оттесняя её.
И слышу в спину тихое:
— Камилла.
Ничего. Раз ему не нравится, когда я возражаю, пусть терпит меня такой.
Он ждёт у подножия лестницы и опять с букетом. В этот раз это белые тюльпаны. При виде меня он замирает, не отрывая взгляда. И я на семьдесят процентов уверена, что дело в улыбке, которая не сходит с моего лица.
— Какие красивые, — говорю с притворной радостью, забирая цветы.
И тут же зарываюсь в них носом, как Сьюзи вчера.
Он удивлённо моргает, недоверчиво вглядываясь в моё лицо. И я понимаю, что перестаралась, но остановиться уже не могу.
— Что-то не так? — спрашиваю с притворным изумлением.
Он качает головой, а потом переводит взгляд куда-то за мою спину. И я слышу тихий голос подруги:
— Добрый день.
— Добрый…
— Сьюзен, — подсказывает она.
И я по голосу понимаю, что отвечает подруга с улыбкой. Но он продолжает смотреть на меня.
— А мы разве не опоздаем? — спрашиваю с притворной тревогой, вставая так, чтобы видеть обоих. — Уже двенадцать.
— Нет. Приём будет в два. Сначала я хотел познакомить тебя с родителями. Вы, Сьюзен, можете прийти раньше.
Он протягивает пригласительный, и она благодарно улыбается в ответ. Только что книксен не делает.
А я думаю лишь о том, стоит ли также вести себя при его родителях или лучше опять стать собой.
Глава 6
Но когда садимся в машину и остаёмся наедине, если не брать в расчёт водителя, мой запал угасает. Откуда-то изнутри поднимается дрожь, и я сильнее, до боли в пальцах, сжимаю цветы, ломая хрупкие стебли. А салон кажется до ужаса маленьким и тесным. Упорно смотрю в окно, не замечая ничего и обдумывая, как лучше себя вести дальше. И кожей чувствую на себе его пристальный взгляд. Кажется, я сильно его удивила, раз он всё ещё молчит. И эта тишина пугает гораздо больше любых слов.
— Я рад, что ты решила его надеть.
Вздрагиваю. То ли от звука его голоса, то ли от прикосновения к шее. Лёгкого, почти невесомого. Он скользит пальцем вдоль нижней границы ожерелья и в том месте, где касается кожи, она тут же вспыхивает огнём. По телу волной расходится жар. Сердец бьётся испуганной птицей, ломясь на волю через рёбра. А я просто не знаю, что делать. И всё из-за решения изображать из себя вечно улыбающуюся дурочку.
Но отступать поздно. Нужно просто подумать, как бы повела себя в этой ситуации Сьюзи, и преувеличить в десять раз. Правда, не уверена, что из меня получится хорошая актриса.
Медленно вдыхаю, растягивая губы в улыбке, и поворачиваю голову.
— Оно прекрасно.
— До ужаса, полагаю, — усмехается он, придвигаясь ближе. — Если верить твоему сообщению.
Его глаза гипнотизирует, затягивает, словно в омут. И я перевожу взгляд чуть в сторону, на переносицу.
— Я просто не успела дописать, — говорю, старательно придумывая отговорку. — Я хотела написать ужасно…
— Да?
Пауза неприлично затягивается.
Судя по его голосу, мы оба знаем, что я вру. Но раз уж он продолжает эту игру…
— Ужасно красивое.
Я, наконец, нахожу подходящее слово.
— Врунишка, — выдыхает он ласково, оказываясь неожиданно слишком близко.
Так близко, что я чувствую, исходящий от его тела жар, и горьковатый запах духов.
— А за враньё принято наказывать.
Его игривый тон пугает меня гораздо больше любых угроз. И когда он начинает медленно склоняться, я не нахожу ничего лучше, чем выставить вперёд руку, касаясь пальцами его губ. В глубине чёрных глаз вспыхивает удивление.