-Придет? А почему он с ней вообще говорит? Паш, пусти меня.
Злость и страх, липким и противным обручем сковывают мое сознание. И голос, голос предавшей Мишу девушки, он не смолкает, вгрызаясь сомнениями в мое сердце.
-Нет! Ты хотел отомстить мне и ты этого добился. Твой уход из школы, твои все эти девки, что окружали тебя, я все поняла. Хватит! Ты хотел меня наказать, отомстить и ты добился своего. Остановись! Неужели ты думаешь, что сможешь спрятаться за невинную дурочку, которой внушил будто влюблен в нее? Миша, она очередная не смышленая девчонка и готова на все ради того, что бы ты ее не отшил.
Хочу злости и гнева, но их нет. Есть боль. Есть чувство, что меня использовали и предали. Есть желание сбежать. А вот злости и гнева не достаточно.
-Женя, она не стоит того.
-А разве я не стою того, чтобы все это прекратить и уйти? Почему он стоит и слушает ее?
Вот они, мои спутники в борьбе за справедливость. Я не та, с кем можно так поступать и я могу за себя постоять. И не только за себя.
-Женя…
-Да отпусти меня, говорю.
Вырвав руку, сбегаю по ступенькам вниз и прямо к стоящим у дороги с вопросами.
-Что здесь происходит спрашивать не буду мне итак ясно. Меня интересует другое, почему это так долго продолжается?
Куприянов злой. Стоит сцепив челюсти и спрятав руки в карманы брюк. А его бывшая смотрит на меня с высока и посмеивается. В ее нервном смехе, больше похожем на истерический, проскальзывает горечь.
-Кто ты такая, что бы спрашивать?
-Не говори со мной так. Миш…
-Оставь ее, идем.
Что, просто так возьмем и уйдем? Видимо да.
-Не хочешь рассказать ей, что на самом деле происходит?
-А ничего не происходит. Езжай домой и проспись.
Понятно, она еще и пьяная. Мишка держит меня за руку и мы уходим. Вот так бы и уйти, найдем тихий уголок и обсудим вечер, но мне же не надо «просто», мне нужно все усложнить.
-Миш, подожди секунду.
Срываюсь обратно, а Миша следом, но я быстрее. Его бывшая, имя которой я предпочла не знать, стоит и подкуривает сигарету дрожащими руками. Нам нужно поставить точку в этом деле и это сделаю я. Пока Куприянов не успел подойти.
-Послушай меня, если ты еще раз посмеешь подойти к моему парню, я тебе гарантирую, что ты об этом сильно пожалеешь.
-Да? И что ты со мной сделаешь?
Выкидывает не заженую сигарету и поворачивается ко мне с перекошенным от злости лицом.
-Пока не знаю, но уверена, что тебе в любом случае не понравится.
-Тогда тебе тоже не понравится узнать о том, что Миша все еще меня любит, а ты так, бледная замена.
-Твои слова похожи на последние попытки спасти свою потасканную шкуру. Я тебя предупредила.
Разворачиваюсь и иду обратно. Вот он, мой парень, моя мечта, моя головная боль, от которой я добровольно не собираюсь отказываться.
А за спиной смех и быстрые шаги, сопровождаемые гневными словами.
-Кто ты такая, чтобы мне угрожать?!
Успела обернуться, но не успела ничего сделать, чтобы удержаться. Сильный толчок в грудь, отчего перебивает дыхание и я делаю шаг назад.
-Ты никто!
Еще один и я оступаюсь. Куприянов бежит к нам, протягивает руки...
-И зовут тебя «никак». А Мишу мой! Поняла?!
Снова толкает. Миша отталкивает ее, а я лечу на дорогу. Свет фар, визг тормозов, сигналы машин и холод металла на ладонях. Все это затихает и меркнет, когда я падаю. Больно. Страшно. Темно. Я не хочу оставаться одна.
Глава 16. Розовый дождь признаний.
Радость на лицах родных и шок в глазах не верящих в улучшение врачей, приготовившихся отключать пациента от аппарата искусственного дыхания?
Можно представить сцену с пробуждением, где враг номер один заносит над тобой топор, а ты «хоба» и открываешь глаза «О-па, нежданчик!».
Да, и нельзя обойти сцену с убитым горем любимым человеком, плачущим над спящей девушкой. Сидит такой и причитает, моля ее проснуться. Ручки целует, слова разные шепчет, «душувыворачивающие и слезывызывающие». Потрясающе.
Ладно, все эти картинки хороши, каждая по-своему. Мой же случай иной. Комы у меня, слава богу, никакой нет, чему несказанно рады и родственники, и врачи, и особенно мой парень.
Вот он-то, почти час как в отличии от выдуманного, не плачет, не просит прощения, а марширует из угла в угол, то и дело зажимая голову руками. Остановиться, посмотрит в окно, ссутулится и упрется лбом в стекло. Что-то пробурчит свое и лишь ему понятное, затем, снова начинает мерить шагами палату. Ровно пять шагов в одну сторону, пять обратно, затем два к кровати, где я лежу, чуть дыша и, старательно изображаю спящую красавицу. Постоит надо мной с грустной миной и очи к потолку со вздохом. Молится что ли? Ах, нет, молитва в его исполнении о моем здоровье, во всяком случае, в сегодняшний вечер, это тоже из области фантастики. Скорее просит небеса послать ему еще терпения и не свернуть мне хрупкую шейку. Ага, он и рычит по этой же причине. Н-до! Хорошо, что скоро домой смогу уехать и не придется оставаться на ночь в больнице с ним один на один, плюс его мама сегодня дежурит. Моим родителям пыталась рассказать сказку о случайно подвернувшейся ноге, и это была прекрасная идея, чем она ему не понравилась я не знаю. Пока в машине Паши ехали, Куприянов, молча, скрипел зубами, а когда прибыли, то говорил лишь с тетей Элей, затем устроил разборки в стиле «я за правду!» и сдал меня с потрохами, когда я маме с папой про подвернутую ногу рассказала. В итоге Миша хороший, а Женя « что-то не договаривает, так не хорошо».
Думаю, Мишка больше всего нервничает и на меня сердится за вмешательство в его разговор с бывшей. Глупая и напрасная моя попытка донести до безумной девицы правду, чуть не закончилась трагедией. Согласна. А я вот сержусь на него из-за того, что Куприянов на меня сердится. В общем, все как обычно. Блин, ну хватит ходить туда-сюда, как маятник, чесслово. Ну толкнули, ну упала, но ведь успел он вовремя выдернуть меня из-под колес железного монстра иностранного происхождения. Все в порядке, что не так?!
Ох, не могу больше, и за себя обидно и его жалко. Может спящей притвориться, глядишь, и по-настоящему засну, и на сегодня не будет у нас выяснений, кто прав, а у кого искаженное представление о правде. С другой стороны можно и поговорить. Ой, безумная идея, лучше я посплю. Глазки закры-ы-ываем…
Эх! Не сплю. Не судьба. В палату вошла тетя Эля, хмуро глянула на сына, тот помотал отрицательно головой и снова к окну отправился. Мама его, что-то на тумбочку рядом с моей кроватью положила и к сыну подошла. Я не расслышала ее слов, но, после них Мишка мать крепко обнял и уткнулся ей в плечо, подозрительно всхлипнув.
Окей, открою глазки, как только его мама выйдет, а то сама расплачусь. Вечер, давно перешедший в ночь, был напряженным, стресс и все такое оставили неизгладимое впечатление надолго в моем и без того подвергнутом душевным испытаниям сердце.
Тетя Эля вышла и в палате выключила свет. За окном фонари, да и из коридора достаточно попадало желтого освещения и мне было хорошо видно, как Куприянов отошел от окна. Оттолкнулся кулаками от подоконника, стянул с широких плеч куртку, бросил ее на стул и остался в одной футболке.
Красивый.
Его темный силуэт на фоне белой стены не мог оставить меня равнодушной. Впрочем, как и всегда.
Высокий.
Худощавый, но крепкий и я знаю, что в этих руках достаточно силы, чтобы вместе со мной, прижатой к его груди, вбежать на третий этаж.
И нервный.
Он постоянно цепляется за свои короткие волосы на макушке и с сожалением рычит, не зная, как справиться с расшатанными нервами.
Идет ко мне.
С шумом переводит дыхание и снимает ботинки. Осторожно, чтобы не задеть мою пострадавшую и многострадальную ногу, ту самую, что познакомилась с гвоздем на пробежке по стадиону, ложится рядом. Я не делаю вид, что сплю, смотрю в его печальные глаза и, меня переполняет нежность. Не могу сердиться на него, просто не хочу.
-Прости меня.