— В девяностые Дьякон поднялся на продаже паленой водки, — пояснила Наталья. — Подгреб под себя все Чертаново и соседние районы. Рэкет, контрабанда, паленый алкоголь, подпольные казино и, скорее всего, публичные дома. Дьякона много раз пытались сместить, но ни у кого не вышло. В те времена страшно было даже на улицу выйти, вот так запросто могли средь бела дня затеять перестрелку. А страдал кто? Люди обычные, пешеходы, простые работяги. Вон была Маринка с первого этажа, царствие ей небесное, пошла ночью куда-то, расфуфырилась, вот тут шальная пуля ее и зацепила. Где ж это видано, чтоб в приличных людей стреляли? Маринка в той квартире единственным приличным человеком была, умела звуки разных зверей изображать — обхохочешься с нее! Помню, то как чайка заорет, то как касатка, то медведя изобразит. А ее взяли и пристрелили, как будто так и нужно. Беда это, Маша, горе!
— Беда, беда! — поддакнула Лизок, подливая себе молока в кружку. — Сколько мужиков заглубили! Что не день, то похороны! А теперь говорят… да, говорят, что Дьякон старый стал, что-то, мол, с сердцем, инфаркт вроде того, ага. А сын у него один был… ох что будет, что будет! — Женщина отпила молока, а затем принялась раскачиваться из стороны в сторону и грызть ноготь на большом пальце левой руки.
Вдруг Наталья зарыдала.
— Господи, вы чего? — испугалась Маша.
— Да Генку моего, как сейчас помню, хоронили всем двором! Прямо перед глазами щас эта картина встала… будто вчера все было!
У Маши сжалось сердце:
— Сын ваш?
— Муж. Родная душа! — Наталья зарыдала еще пуще. — Какие фигурки из дерева вырезал! Помню, принес мне тетерева резного как-то, а потом пришла Маринка и принялась его изображать. Тетерева, в смысле. «Курлык, — говорит, — курлык!» Я чуть тогда со смеху не умерла! Ох, Генка, Генка…
Маша не нашлась с ответом, поскольку по ее подсчетам это был уже третий муж, которого упоминала Наталья. Плюс ко всему, курлыкали вроде как не тетеревы, а журавли.
Ведущий новостей тем временем принялся строить гипотезы о том, кто же теперь унаследует криминальную империю Чертановского района, и стоит ли мирным жителям опасаться возвращения девяностых. Маша же про себя решила, что ей пора сходить проветриться, иначе она рискует перенять это общее настроение жителей квартиры, и тогда тоже немного тронется рассудком. А такого допустить никак нельзя, ведь завтра ей на работу.
Глава 24
Поздно ночью дядя Юра снова разбушевался. Лизок вызвала бригаду, и мужчину куда-то увезли.
— В психиатричку, — пояснила Наталья, закуривая сигарету. — Щас его там прокапают, наутро будет как новенький. Эх, жаль вытрезвители все позакрывали... Это ж как тихая гавань была, как оазис в пустыне. Даже от одной мысли, что на районе есть вытрезвитель, становилось теплее. А щас что? Тьфу! Приходится здоровых людей наравне с психами прокапывать... Помню, Валерка, муж мой покойный, царствие ему небесное, однажды перед Новым годом учудил. Идем мы, значит, из гастронома и видим...
Но тут у Маши зазвонил телефон. На часах было почти 11 ночи, значит, что-то явно пошло не так.
— Что случилось, Сурен?
— Мария, простите, что беспокою так поздно и в ваш выходной, но у нас ЧП — Ахмеду плохо, он не может работать. Ему было плохо еще с утра, но он терпел боль, а сейчас бедняга совсем никакой. Скорую вызывать не хочет. Позвонил мне, только чтобы сказать, что пришлось закрыть палатку и что надо найти сменщика. Сегодня он не должен был работать один, но второй сотрудник просто не пришел и не берет трубку. Его я уволю, но сейчас нужно срочно решить вопрос с палаткой...
— Я поняла, — перебила Маша, чтобы не терять время, — сейчас вызову такси и примчусь.
— Спасибо вам огромное! Утром, к восьми, приедет сменщик. Сейчас, увы, никого найти не удалось, а мы с Адалханом в отъезде на пару дней, иначе либо он бы вышел, либо я. Мне не привыкать, но именно сегодня случился такой форс-мажор. Вы уж простите меня, просить девушку выйти в ночь мне хотелось в последнюю очередь. Не женская это работа...
— Сурен, все в порядке. — Придерживая телефон правым плечом, девушка быстро переодевалась и одновременно расчесывала непослушные вьющиеся волосы. — Мне несложно выйти в ночь, я даже рада, что такой случай представился. Может, после этого вы позволите часть моих смен заменить на ночные.
Сурен по ту сторону вздохнул. Ему явно не нравилась эта идея, но ответить отказом он уже не мог. Тут Маша применила запрещенный прием, небольшую манипуляцию, что, конечно, было не совсем красиво, но уж очень ей хотелось работать по ночам. В темное время прохладнее, народу меньше, а оплата за смену больше. Так что эта безобидная манипуляция была вполне оправдана.
Пока Маша мчалась на такси, Сурен позвонил еще раз. Сказал, что обязательно включит в оплату этой экстренной смены стоимость такси туда и обратно, стандартную сумму, которую работники получают за выход в ночь, а также 50 процентов от ночной ставки сверху. Девушка согласилась бы поработать и без привилегий, но перечить не стала. Также Сурен попросил уговорить Ахмеда на скорую, что Маша и так намеревалась сделать, ведь судя по симптомам, у бедняги вполне мог быть аппендицит.
Ворвавшись в подсобное помещение, где в дневные смены обычно работала Надира, Маша увидела своего напарника. Он, согнувшись в три погибели, сидел на маленьком складном стуле и морщился от боли. Лицо его было зеленовато-землянистого оттенка.
— Если тебе сейчас не оказать помощь, ты умрешь, — рявкнула Маша с порога. — Я уже вызвала скорую, соврала диспетчеру, что ты уже почти преставился, поэтому приедут быстро, с минуты на минуту. И только попробуй отказаться от госпитализации. Тебе все ясно? Кивни, если да.
Это было чересчур жестко, но зато эффективно. Ахмед сразу кивнул. Его глаза даже слегка округлились от такого напора.
Когда медики уже заносили его на носилках в карету скорой помощи, Ахмед вдруг поменялся в лице, глядя куда-то за спину Маше.
— Касса... — прошептал он. — Касса сегодня немного, не хватит. Звони Сурену.
Маша обернулась и увидела возле палатки двоих мужчин. Они курили, облокотившись о стойку выдачи, и разглядывали девушку недвусмысленными взглядами. Одному на вид было лет 35, второму — за 40. Оба одеты в кожаные куртки и черные джинсы. У того, что помладше, на шее висела внушительная витая цепь. В целом, вполне интеллигентные мужчины, но жизнь в провинции научила Машу сходу определять, опасны люди или нет. Эти не были отморозками или супер-серьезными криминальными элементами, но явно занимались нелегальными делами. Особой опасности не представляли, но принести неудобства и мелкие неприятности определенно могли. Было только непонятно, что им понадобилось от скромной палатки с шаурмой.
Маша наскоро записала фельдшеру свой номер телефона, чтобы ей позвонили, когда Ахмеду поставят диагноз и окажут помощь. Затем помахала рукой своему напарнику и крикнула:
— Эй, ты сильный, слышишь? Настоящий горец! Уже к утру будешь как новенький.
Скорая, сверкая мигалками, уехала, а Маша вернулась к палатке, зашла внутрь и, улыбаясь во все 32 зуба, обратилась к мужчинам в черном:
— Чего желаете, джентльмены?
— Новенькая что ли? — поинтересовался молодой, швырнув сигаретный бычок в сторону.
— Ага.
— Класс. Киса, сделай нам 2 шаурмы XXL и принеси 50 рублей из кассы.
— 50 рублей? — Маша вскинула бровь. Решила притвориться идиоткой. Иногда это срабатывает. — Какие 50 рублей?
— 50 тысяч рублей. И давай немного поживее, лады?
«Рэкет? — подумала Маша. — Серьезно? Вот уж не предполагала, что в столице до сих пор крышуют малый бизнес. Ну ла-а-дно, придется выкручиваться...»
— Ребята, мне никто не давал таких распоряжений, поэтому извините, но сегодня обойдемся шаурмой. Лады?
— А тебя кто так научил со взрослыми разговаривать, а? — прищурился тот, что помладше и, звякнул цепью о металлическую стойку. — Распоряжения здесь даем мы. Твое дело — выполнять. У тебя 60 секунд.