Что касается взрослых жильцов квартиры, то больше всего Маркиз любил дядю Бекзода. Тот часто брал кота на руки, клал себе на грудь и ходил с ним по комнатам, почесывая за ухом. Под мурчание усатого трактора мужчина заходил в каждую комнату, подолгу стоял у окна и постоянно что-то приговаривал. Судя по реакции остальных, говорил он что-то очень забавное, потому что никто не мог удержаться от улыбки. Когда Маша спросила у Саломатхон, что именно повторяет узбекский старец, та ответила:
— Он говорит: «Вот смотрите, какой у меня сыночек рыженький, да пушистый. А какой ласковый! Даже лучше, чем мои старшие отроки».
Иногда в квартире становилось очень шумно и людно, особенно по вечерам. Маша заметила, что на ужин часто приходят люди, которые не проживали в квартире на постоянной основе. В большой компании всегда было весело, но, конечно, не обходилось без проблем. Самая большой из них была ванная комната, которая полагалась одна на всех. А еще она находилась в конце коридора и потому очень часто, когда Маша пыталась уснуть на своем матрасе, нескончаемый поток людей постоянно вырывал ее из теплых объятий Морфея. Но это были мелочи, которых она практически не замечала. К ней относились как к своей, и это дарило ей потрясающее и уже давно забытое ощущение семьи. Особо ей нравилось проводить время с детьми. Те были удивительно добрые, воспитанные и при этом по-детски любознательные. Маша без конца таскала им угощения из магазина, которые покупала каждый день, а дети учили ее нехитрым словам национального языка. Уже через пару недель девушка могла сказать «доброе утро», пожелать добрых снов и много других простых фраз.
Жизнь повернулась совершенно в новое русло, теперь все было иначе. Порой Маше становилось интересно, что же там у Димы. Какова его жизнь сейчас, все ли с ним хорошо, и успел ли он перевезти свою невесту в отремонтированную квартиру. Но больше всего девушке было интересно, не сожалеет ли он о том, что выгнал ее в никуда с котом наперевес. Было до сих пор сложно поверить, что он смог так с ней поступить.
Маша и подумать не могла, что совсем скоро они с Димой вновь встретятся, и эта встреча будет далеко не из приятных.
Глава 8
Шли дни, а Маша, не сбавляя темпа, усердно продолжала работать в магазине. Управляющая Лариса Евгеньевна оценила старания новой сотрудницы: уж слишком безропотно та выполняла любую работу. А еще девушка никогда не жаловалась на дополнительные часы, которые никто не оплачивал. Как-то раз управляющая подозвала Машу к себе и сказала:
— Со следующей неделе посажу тебя за кассу. Саломатхон всему научит, все расскажет-покажет. Если хорошо себя зарекомендуешь, отправлю тебя на обучение. Хочешь стать замом?
От удивления Маша не сразу нашлась с ответом.
— Я? Вашим замом?
— Ну а кто, Маш? Видишь здесь другого кандидата? — Управляющая обвела рукой зал. — У нас бешеная текучка, половина кассиров — из сторонней организации, остальной штат даже не всегда понимает по-русски, а те, кто понимает, бухают два через два.
— А как же Саломатхон? Она ведь здесь давно, работает хорошо, покупатели ее обожают...
— Думаешь, я ей не предлагала? Она где-то раз в полгода уезжает на родину и отсутствует месяц-полтора. Говорит, пока не может не выезжать. Отказывается, в общем.
— А как же Валера? Он же зам...
— Валера синий ходит уже третий день и дышит на покупателей перегаром. Не замечаешь что ли? В общем, некогда мне тут с тобой лясы точить: готова на кассу, а потом в замы заместо Валеры?
— Конечно! — горячо воскликнула Маша. — Лариса Евгеньевна, спасибо вам.
— Это тебе спасибо, что такая хорошая. Такой молодежи сейчас днем с огнем не сыщешь. Все, беги в молочку — покупатели жалуются, что там просрока много.
С того дня Маша начала работать еще усерднее и порой задерживалась на два-три часа после смены, если на приемке была нужна помощь. Оплаты за это было не предусмотрено, но девушка не переживала. Работа помогала отвлекаться от мрачных мыслей, а после тринадцати часов работы организм уже ничего не хотел, кроме как рухнуть в кровать без задних ног. Правда, кровать Маше пока занимал матрас, но она верила, что скоро станет замом, зарплата станет больше, и тогда получится снять комнату. Семья Саломатхон принимала ее как родную, но девушка не могла быть нахлебницей, ей становилось физически больно от мысли, что она объедает этих людей и злоупотребляет их добротой. Денег семья по-прежнему не принимала, но, по крайней мере, со временем Маша смогла начать приносить продукты и помогать с готовкой. Так она чувствовала себя гораздо лучше.
По утрам, до смены в магазине, девушка продолжала мыть подъезды четырех двухэтажек — по два подъезда в день. Платили до смешного мало, а работы было невпроворот. В том подъезде, где Маша встретила женщину с сигаретой, действительно стало гораздо чище, но в остальных сохранялась прежняя ситуация. Казалось, жильцы специально мусорят, справляют нужду и чего только не делают, не доходя до квартиры. Но выхода не было — отказываться от этой работы Маша не могла. Любые, даже самые маленькие деньги, были нужны ей как воздух.
В последний день перед тем, как начать обучение работе на кассе, Маша зашивалась в зале. Трое сотрудников не вышло на смену, поэтому девушка за весь день даже не присела, не говоря уже о том, чтобы поесть. Но уже завтра все будет иначе, поэтому она держалась вполне бодро. А вот ее внешний вид оставлял желать лучшего: грязная рабочая жилетка, замызганные китайские «кроксы», всклокоченные волосы, грязь под ногтями, потрескавшаяся кожа на пальцах и лиловые синяки под глазами. Ужасно хотелось есть, пить и спать, но до конца смены оставалось еще полтора часа.
Маша стояла возле овощного отдела и чистила ящики от пропавших овощей и фруктов. Те, что не совсем пропали, откладывала в специальную коробку для дальнейшей уценки. Ее руки выглядели просто ужасно.
«Вот заработаю и сделаю маникюр», — подумалось Маше. От этой идеи стало чуть легче.
Зал почти опустел. Под конец смены в магазин заходили разве что подростки да случайные покупатели, но они не доходили до овощей, в основном, закупались в отделах со снеками и алкоголем.
И тут Маша вдруг услышала голоса. Двое молодых людей направлялись в ее сторону, где помимо овощей и фруктов были отделы с молочкой, заморозкой и колбасами.
Дима.
Машу словно ударило током. Раньше он никогда не ходил в магазин, предпочитал заказывать продукты на дом. А сейчас он здесь. И не один. Рядом с ним шла девушка. Та самая Надя, чьи волосы сияли как сотни карат, а ноги росли от ушей. Запах ее дорогих духов, казалось, заполонил собой все пространство. Живота совсем не было видно, но ведь и срок у нее еще маленький — всего несколько месяцев.
Надя негромко смеялась, держа Диму под руку, а тот улыбался и катил перед собой тележку. Маше захотелось превратиться в гнилую картофелину, которую она зачем-то сжимала в руке. Хотелось исчезнуть, стать невидимой... что угодно, лишь бы ее не заметили. Она присела за ящиками, молясь, чтобы этим двоим не приспичило купить фруктов.
Ей повезло. Надя потянула Диму к стеллажу с творожками, сырками и прочими десертами.
— Боже, — раздался ее голос, — здесь столько сахара, но я сойду с ума, если мы ничего не купим.
— Малышку потянуло на сладкое?
В его голосе звучало столько умиления, что Маше захотелось умереть на месте. Это было невыносимое чувство. Теперь он любил другую, а о старой девушке даже не вспоминал. И если это можно было переносить, не видя и не слыша его, то в тот момент, сидя за ящиками с картошкой, девушка на живую ощущала всю эту боль.