— Зай, можно я возьму вот эти?
— В смысле? Нужно! Я заполню для тебя всю тележку, тебе не надо спрашивать. Просто показывай, что хочешь.
— Но я же поправлюсь, — кокетливо отвечала Надя, — не боишься?
— Каждую ночь мы будем скидывать, все, что ты наешь. Видела, какую кровать привезли? Давай, показывай, что возьмем.
Маша выглянула из своего укрытия. Надя вытягивала пальчик с длинным острым ноготком, покрытым черным лаком, и тележка начала стремительно наполняться. Молочные коктейли, творожные сырки, дорогущее суфле, многочисленные творожки, тортик со взбитыми сливками... В последний раз Маша ела в пять утра и теперь держалась за голодный живот, опасаясь, что эти двое услышат его урчание.
— Зай, мы забыли авокадо и рукколу. Здесь же это продается?
— Сейчас посмотрим, мась.
«Нет, нет, умоляю, только не это... Не идите сюда!»
Маша хотела было убежать в другой отдел, но, когда выпрямилась, на нее в упор смотрел Дима. Слезы сами по себе брызнули из ее глаз. Утерев их грязной рукой, девушка замерла на месте. Но он уже отвернулся. Сделал вид, что не заметил. Как предсказуемо.
— Надь, пошли, — сказал он своей новой любимой. — Уже устал здесь торчать. Завтра я куплю тебе авокадо, обещаю.
— В смысле?? А это кто? — Надя кивнула на Машу. — Думаешь, я ничего не видела??
— Где? Ты о чем вообще?
— О рыжей телке возле картошки. Не держи меня за идиотку. Кто это?
— Да никто, откуда мне знать? Работает здесь, наверное. Я не знаком со всеми, кто здесь трудоустроен, глупенькая. Пошли. Нам еще надо взять тебе зефир. Ты же хотела зефир?
«Никто. Теперь я стала никем. Забавно», — невесело усмехалась Маша, глядя этим двоим вслед.
— Я поняла! — воскликнула Надя, оборачиваясь назад. — Твоя бывшая что ли? Она же была рыжая. Я видела в инсте. Только там она выглядела получше. Вот так встреча. Ты не говорил, что она здесь работает!
— Я не знал об этом, Надь, — процедил Дима. — Забей на нее, какая нам разница, где она работает? Пошли, куплю своей масе зефира.
— В следующий раз скажи своей бывшей, чтобы не пялилась так на тебя. Она меня пугает. Грязная какая-то, выглядит нездорово. Еще не хватало, чтобы она начала нас преследовать, зай.
Дима прыснул от смеха:
— Ты у меня такая смешная. Не бойся, я не дам тебя в обиду тетке в грязном жилете.
Они даже не пытались понизить голос. Намеренно говорили громко, в лоб, чтобы Маша все слышала.
Когда они наконец скрылись из виду, девушка забежала в подсобку и, прислонившись в нераспакованному паллету, горько заплакала.
Глава 9
Маша не спала всю ночь, хоть и была смертельно уставшей. Она без конца ворочалась, у нее никак не получалось принять удобное положение, а ведь обычно с этим не возникало никаких проблем. Глаза не закрывались, хотя держать их открытыми было больно — в открытые веки словно насыпали песка. Голова раскалывалась; было то жарко, то холодно. В итоге девушка поднялась раньше Саломатхон и, сев на кухне на подушку, принялась плакать. Так действительно становилось легче. Каждая выплаканная слезинка будто окутывала мягкой шалью, пряча ото всех невзгод.
Вскоре проснулась и Саломатхон — пора было собираться и идти мыть полы в подъездах. Как только женщина вошла на кухню, Маша тут же утерла слезы и направилась умываться в ванную.
— Все хорошо? — спросила женщина вслед.
Не поднимая глаз, девушка ответила:
— Все в порядке, не переживайте, просто голова разболелась. Скоро все пройдет. Пойду умоюсь, и сразу полегчает.
Умывшись ледяной водой так, что все лицо стало жечь от холода, девушка наконец выдохнула. Посмотрев на себя в зеркало, она заметила, что действительно выглядит не совсем здорово. Она значительно похудела, румянец пропал с ее щек, а черты лица заострились. Коллеги с работы часто делали ей комплименты по поводу острой линии подбородка, точеных скул и фарфоровой кожи, но Маша при всем желании не могла разделить их мнение. В то утро в зеркале она видела лишь утомленную девушку с краснющими глазами, распухшими от рева губами и всклокоченными волосами.
Слезами горю не поможешь, мысленно проговорила она, после чего запретила себе плакать. Закрутив непослушные рыжие волосы в тугой пучок, она ткнула в свое отражение указательным пальцем и велела ему не падать духом.
Выходить из дома рано было сплошным удовольствием: безлюдные улицы, легкий ветерок, солнышко, ленивое поднимающееся из-за линии горизонта, свежий воздух, пение птичек. Дышалось до того легко, что даже настроение само по себе как-то становилось лучше. Правда, стоило девушке зайти в первый по списку подъезд, как на нее тут же обрушилось все уныние этого места.
Несмотря ни на что, Маша решительно принялась за уборку. Физическая активность всегда поднимала настроение — эту истину она хорошо усвоила, еще будучи воспитанницей детского дома.
Некоторые подъезды были чище других. Вероятно, там между коммунальными квартирами царила дружба, или же просто было меньше жильцов с пагубными привычками. Но вот в одном подъезде всегда было особенно грязно, намного хуже, чем в других. Именно он и достался девушке в тот день. На втором этаже кто-то навалил кучу прямо на пороге одной из квартир и, судя по всему, это было сделано намеренно, в знак вражды.
Пришлось Маше задержать дыхание и, превозмогая рвотный рефлекс, убирать все с порога. Интересно было то, что в конце каждой уборки девушка чувствовала себя намного лучше. Будто, делая чужой подъезд чище, она вымывала всю грязь и из своей жизни тоже.
В 8:45 Маша с приятным волнением в груди поспешила на смену в магазин. Очень ответственный день — Саломатхон будет учить, как работать на кассе.
— Готова, Маш? — спросила женщина перед открытием.
Девушка выдохнула:
— Готова. Правда, боязно немного, вдруг недостача какая.
— Не бойся. Тут главное — внимательность. Все остальное приложится. — Саломатхон указала на стул рядом с кассой. — Давай-ка садись. Вот увидишь, здесь нет ничего сложного.
Учиться новому было интересно, но, к своему стыду, Маша никак не могла сосредоточится — сказывалась бессонная ночь и вчерашнее Димино появление в магазине.
«А вдруг они опять зайдут, вот прямо сейчас? — в панике думала девушка. — Как мне тогда себя вести? Сделать вид, что все в порядке? Или что я их не знаю? Или, наоборот, распахнуть символические объятия, мол, здрасьте, Надежда, Дмитрий, как сами, как настроение?»
Саломатхон заметила, что ее подопечная не совсем внимательна и переспрашивает все по несколько раз. Совместно пробив покупки первым утренним покупателям, женщина решила дать Маше отдых.
— Пойдем, заварю нам чаю. Амина посидит на кассе, ее одной будет достаточно, людей нет в магазине.
Заварив чай на травах, который был привезен из солнечного Самарканда, сотрудницы сели за маленький столик в подсобном помещении.
— Расскажи, что тебя тревожит, — попросила Саломатхон. — Так оно легче станет.
— Да мне нечего рассказывать, вы и так все знаете. В один прекрасный момент он просто решил разорвать со мной все отношения, как будто меня никогда не существовало.
— Ну, с этим ты уже давно примирилась. Направила всю свою обиду в энергию и начала бегать по торговому залу как заводная. Наша Лариса Евгеньевна не нарадуется на тебя. Но что такого случилось вчера? Не просто же так ты плакала с утра на кухне. Видела этого Диму, да?
Маше стало стыдно, она даже почувствовала, как ее щеки залились нездоровым румянцем.
— Я… да, видела. Он вчера приходил. Со своей невестой, которая ждет ребенка.
— Ну и пес с ним, а? У нас как считается: от добра добра не ищут, и у вас такая есть поговорка, да?
— Есть, — улыбка тронула Машино лицо. Она была удивлена, что похожие выражения существуют у двух абсолютно разных народов, это как-то роднило.
— Ты себя не кори зазря. За боль, за слезы, за обиду. Дай себе время все это пережить. Рано или поздно он забудется, точно тебе говорю.