— Моя мать — дура, — сказал я. — Она не пускает меня в морг. Уже месяц.
— До прошлого вечера в городе почти месяц никто не умирал. Зачем тебе в морг, если нет работы?
— Я часто ходил туда — подумать. Мне там нравилось.
— У тебя нет другого места, где можно было бы посидеть и подумать?
— Я езжу на Фрик-Лейк, — ответил я. — Но там теперь холодно.
— Фрик-Лейк?
— Клейтон-Лейк. Там много всяких чудиков. Но я практически вырос в этом морге, и она не имеет права не пускать меня.
— Раньше ты говорил, что всего лишь несколько лет помогал матери, — продолжал доктор Неблин. — В морге есть еще что-то, к чему ты привязан?
— Этот репортер погиб вчера вечером, — сказал я, не обращая внимания на его вопрос. — И мы, вероятно, получим его — они, конечно, повезут домой хоронить, но сначала могут прислать к нам на бальзамирование. Я должен увидеть это тело, а она не хочет меня пускать.
Неблин помолчал.
— Зачем тебе его видеть?
— Чтобы узнать, что он думает, — ответил я, глядя в окно. — Я пытаюсь его понять.
— Убийцу?
— С ним что-то не так, а я никак не могу сообразить, что именно.
— Так, — сказал Неблин. — Мы можем поговорить об убийце, если ты этого хочешь.
— Правда?
— Правда. Но когда мы закончим, ты ответишь на любой вопрос, который я задам.
— Какой вопрос?
— Узнаешь, — ответил Неблин, улыбаясь. — Так что тебе известно об убийце?
— Вы знаете, что он забрал почку у первой жертвы?
Неблин склонил голову.
— Я этого не знал.
— Никто этого не знает. Так что никому не говорите. Когда труп привезли в морг — у него отсутствовала почка. Все тело было располосовано, но почку отрезали довольно ровно.
— А что со второй жертвой?
— У того он взял руку, — сказал я. — Живот располосовал, но не выпотрошил — большинство внутренностей остались на месте.
— А у третьего он забрал ногу, — закончил Неблин. — Интересно. Значит, органы, собранные в кучку в первый раз, были делом случая — он не исполняет ритуал над убитым, просто забирает части тела.
— Именно это я и сказал маме, — всплеснул я руками.
— И после этого она тебя вышвырнула?
Я пожал плечами:
— Наверное, для нее это прозвучало жутковато.
— Меня интересует то, как он оставляет тела, — сказал Неблин. — Не забирает их и не прячет. Просто оставляет — пусть другие найдут. Обычно это означает, что серийный убийца вкладывает в свои действия какой-то смысл, хочет, чтобы мы нашли тело и прочли его послание. Но если верно то, что ты говоришь, он не выставляет тела напоказ — быстро наносит удар и исчезает, проводя с убитым как можно меньше времени.
— Но что это значит? — спросил я.
— Прежде всего то, что он, возможно, ненавидит то, что делает.
— В этом есть смысл, — кивнул я. — Я об этом как-то не подумал.
Я мысленно назвал себя дураком за то, что сам не догадался. Почему мне не пришло в голову, что убийца, возможно, и не получает удовольствия от убийства?
— Но он изуродовал лицо репортера, — вспомнил я, — так что у него был еще какой-то мотив, кроме как прикончить его.
— У серийных убийц, — сказал Неблин, — мотив нередко носит эмоциональный характер: убийца может быть рассержен, разочарован, смущен. Не впадай в ошибку и не считай, что социопаты лишены чувств, — чувства у них как раз очень обострены, они просто не знают, что делать со своими эмоциями.
— Вы сказали, что ему не нравится убивать, но пока он брал что-то на память у всех трех жертв, — стал я рассуждать. — Тут нет логики: зачем брать что-то на память о событии, которое не хочешь запоминать?
— Над этим стоит подумать, — сказал Неблин, делая запись в блокноте. — Но теперь пришло время задать вопрос тебе.
— Хорошо, — сдался я, вздыхая и отворачиваясь от окна. — Давайте ваш вопрос.
— Скажи, что делал Роб Андерс, перед тем как ты стал угрожать ему убийством.
— Я не угрожал ему убийством.
— Ты говорил о его смерти в угрожающем смысле, — сказал Неблин. — Давай не будем придираться к мелочам.
— Мы собрались в спортзале на дискотеку, и он задирал меня — дразнил, выбил у меня стакан… А когда я говорил с другим человеком, он подошел и стал цеплять меня по-настоящему, а я знал только два способа избавиться от него: или ударить, или напугать. У меня есть правило: не трогать людей. Поэтому я его напугал.
— У тебя нет правила насчет угрозы убийством?
— Прежде не было, — сказал я. — Теперь появилось.