Мебель, по-видимому, выбиралась по принципу «беру то, что есть в наличии», на стенах – никаких картин, ни фотографий, вообще ничего. Только на рабочем столе Ольга заметила фото в дешевой рамке, купленной в Икеа. Само фото видно не было, но стояло оно так, чтобы с Ксениного места всегда можно было его увидеть – а это уже о многом говорило.
-Знакомьтесь, - сказала Ксения, и в ее глазах Ольга увидела уже не насмешку, а откровенное веселье. – Ира, это Ольга – независимый консультант-аудитор. Ольга, это Ирина – зависимый аудитор-консультант.
Только тут Ольга поняла, что в кабинете они не одни. Она повернула голову и увидела вжавшуюся в кресло, но от этого не перестающую быть высокой барышню. У барышни был нагловатый вид, который совсем не сочетался с испуганными глазами.
-И что это значит? – Спросила Ольга, переводя взгляд на Ксению. Она уже все поняла, но ей нужна была секунда, чтобы определиться с тем, как себя вести.
Снежная Королева боится ее, и подсунула вместо себя эту барышню. Интересно… Может быть, в этом и будет Ольгин шанс подобраться поближе?
-Ира, согласуйте с госпожой Будиной график отчетности и договоритесь о схеме взаимодействия, - услышала она, и поняла, что пора вступать в игру.
-Не волнуйтесь, госпожа Ковальская, - их взгляды встретились, и Ксения первой опустила глаза. – Думаю, мы с Ириной найдем общий язык.
Она повернулась к выходу и подмигнула ошарашенной барышне.
Готовься, милочка. Тебе предстоит стать разменной монетой в этой игре.
Глава 3. Устала отвечать.
В воскресенье рано утром ей позвонила мама. Ольга спала, завернувшись в теплое – предназначенное специально для осенних холодных ночей – одеяло, и с трудом различила сквозь сон звонок мобильного.
-Черт бы побрал эти айфоны, - пробормотала она, с усилием вытаскивая руку из-под одеяла – рука тут же покрылась мурашками от холода. – На старом телефоне звонок был потише.
-Ольга, ты что, спишь? – Возмущенно спросила мама в ответ на сонное Ольгино «слушаю».
-Нет, объезжаю арабских скакунов в Дубаи, - пробормотала Ольга, зажмурившись. – Мам, чего ты хотела?
Мама помолчала немного, давая Ольге осознать всю глупость сказанного и заговорила снисходительно-ласково:
-Ты помнишь о приеме сегодня вечером? Мы приедем вместе с бабушкой, она очень хочет тебя видеть.
Ольга зевнула и перевернулась на спину. Она не помнила ни о каком приеме, и ей было абсолютно наплевать на бабушкины желания. Весь прошедший месяц она работала как проклятая, в свободное время очаровывала Иру и пыталась подобраться к Снежной Королеве – впрочем, пока безуспешно. И до приема ей не было никакого дела.
Кстати, а что за прием-то?
Последнюю фразу она неожиданно произнесла вслух и тут же проснулась. Села на кровати, сморщилась от маминых интонаций в трубке.
-Как ты могла забыть? Половина Москвы соберется чествовать память твоего прадеда, а ты забыла? Ольга, ты меня разочаровываешь!
-Я разочаровала тебя давным-давно, - пробормотала Ольга, выбираясь из кровати и нащупывая ногами ковер. И сказала громче. – Мама, успокойся, пожалуйста. Я приду. Скажи только, где и во сколько будет это радостное событие.
Прежде чем ответить на вопрос, мама вдоволь насладилась, высказывая Ольге все, что она о ней думает. Пока она говорила, Ольга успела умыться, собрать волосы на затылке заколкой, включить кофеварку и закурить первую за сегодня сигарету.
Она присела на подоконник, покрепче завернулась в теплый махровый халат и принялась зажженной сигаретой дирижировать маминому голосу.
-Тра-та-та-тата. Тра-тата. Тра-тра-тра-та.
В смысл она не вслушивалась – зачем? Ничего нового она все равно не услышит, а настроение себе испортит.
Наконец, мама выдохлась и назвала время и место. Ольга вежливо попрощалась и изо всех сил швырнула телефон на пол.
-Чтоб ты сдох, - посоветовала она ему и глубоко затянулась.
Значит, прием. Очень мило. Придется просить Игоря – в последние годы он единственный сопровождал ее на все светские мероприятия, организованные матерью. Она даже спрашивала, когда они поженятся, вызывая этими вопросами истерический смех со стороны Ольги и интеллигентное пожатие плечами у Игоря.
Поженятся они, как же. Жди, мамочка. Жди и надейся. Бантыш-Каменский и Будина – отличная партия, чудесная семья, кудрявая девочка и светловолосый мальчик, семейные фото в журнале Эсквайр и загородный дом в Барвихе.
Так все и будет. Кроме Бантыш-Каменского. И кроме Будиной.
-Как можно было умудриться превратить свою жизнь в ЭТО? – Спросила Ольга у отражения в серебряной чашке. – Ну как, а?
Чашка безмолвствовала. Ольга вздохнула, сделала глоток кофе и открыла холодильник. Йогурты, сыр, какие-то мерзкие кусочки чего-то желтого в желтом же рассоле, цветные коробочки с желе и целые грозди разнообразных фруктов.
Еду покупала домработница. Она приходила два раза в неделю, пока Ольги не было дома, привозила целые сумки еды и убирала квартиру. Работа у нее была непыльная – от одной Ольги грязи все равно было мало, а продукты она выбирала на свое усмотрение.
Пусть будет банан. Банан и кофе – чем не аристократический завтрак? И сигареты, конечно, куда ж без них.
Со всем набором Ольга уютно устроилась на подоконнике, и принялась есть, поглядывая вниз на спящий Камергерский. Сидеть было тепло и комфортно – за окном вовсю бушевал осенний ветер, от него даже окна слегка потрескивали, а у Ольги был теплый халат, купленный за бешеные деньги в Германии, серебряная чашка кофе, банан и сигарета. И жизнь уже не казалась такой уж отвратительной штукой.
-Может, дачу купить? – Спросила Ольга у чашки. – Хотя зачем мне дача? Огурцы зажать?
Она представила, как стоит над грядкой, согнувшись – в руке тяпка (Или что там еще бывает? Грабли?), на голове косынка, по спине – капли пота. Дачница.
Их дача, на которой Ольга была от силы раз десять за все детство, не предполагала ни грабель, ни тяпок. Она была под Тверью, где-то между Москвой и Питером – большой участок с соснами, деревянный дом, дорожки, выложенные плиткой и – газон, газон, один сплошной газон.
По газону ходить было нельзя. Пятилетняя Ольга один раз попробовала – интересно было ощутить пятками траву. Она встала прямо на газон, босая, и завороженно высунула язык – ощущения были волшебные, фантастические, трава щекотала голые подошвы и пахла чем-то до ужаса приятным.
-Ты должна соблюдать правила, - сказала мама, обнаружив счастливую Ольгу на газоне и за ухо ведя ее в дом. – Если сказано «нельзя» - это означает именно «нельзя», и ничего другого. Есть этикет, Ольга, и его нужно соблюдать.
От маминого «этикета» хотелось немедленно разрыдаться, а позже – когда Ольга стала постарше – застрелиться. Шашлыков на даче никто не жарил – это было плебейство, на речку купаться не ходил – «С ума сошла? С деревенскими на один пляж?», огурцов не выращивал и падающие с редких деревьев яблоки не собирал.
На даче устраивали «приемы», принимали гостей, наряжались в смокинги и пили шампанское из высоких бокалов. И дышали воздухом. Это так и называлось – «поехать подышать воздухом». Дышать следовало сидя на веранде с прямой спиной и читая умную книжку. И так целыми днями.
Ольга одним глотком допила кофе и закурила.
-Что это ты так разозлилась? – Подумала она. – Тебе тридцать лет, и если хочется завести дачу и стоять на ней задом кверху – пожалуйста, никто не мешает.
Никто не мешает. Ну да.
Она еще раз вздохнула и пошла одеваться и звонить Игорю.
Прием в честь прадеда оказался традиционно скучным и не менее традиционно глупым. Ольга с Игорем опоздали на полтора часа, и все равно еще ничего толком не началось. Группы людей толпились кругом – часть групп у входа в особняк на Покровке, часть – уже внутри, в большом зале.
Ольга огляделась. Ей хотелось быстро подойти к бабушке, быстро поговорить с мамой и немедленно смыться отсюда. Подальше от огромного портрета прадеда, стоящего на столе и украшенного цветами – как будто тут похороны! Подальше от натянутых улыбок родственников, подальше от этой напомажено-искрящейся толпы.