Она улыбнулась.
— Посидите немного. Время еще детское…
— Аленушка, кажется, заснула…
— Она у меня молодец! А скажите, Хайдар, вы похожи на свою маму? У нее такой же угловатый характер? И такие же хмурые брови?
Это еще что за вопрос?
— К счастью, — говорю я ей, — матерям не дается угловатый характер… И брови ее не похожи на мои.
Усевшись против меня, положив одну руку на другую, Майя Владимировна весело говорит:
— Итак, последнее слово осталось все-таки за окислительным пиролизом!
Я с недоумением смотрю на нее. Такой внезапный переход…
— Ах, да! — спохватывается Майя Владимировна. — Вы, наверно, не в курсе дела. Но я вам поясню, это интересно.
И она говорит, говорит о том, как одна из печей расщепления термического пиролиза была подготовлена для окислительного процесса и вот наконец достигнут выдающийся успех: впервые на промышленных установках новым методом получены бензол и этилен. Впервые в нашей стране!
И втолковывает мне, во сколько раз метод окислительного пиролиза повысит производительность печей, говорит о более низких температурах. Потом о каком-то шамотном кирпиче.
Не скрою: мне становится тоскливо. От таких разговоров и дома деваться некуда. Майя Владимировна наконец видит, что меня не интересует пиролиз.
— Вам скучно со мной. Ведь правда?
— Неправда, — отвечаю я. — Почему вы так подумали?
Мне хочется спросить: «Что хорошего вы нашли в Амантаеве? Почему вы приходите к нему в дом? Неужели у вас нет гордости? Будьте же царицей! Царицей над нами, мужчинами, над всеми вместе!»
Но вместо этого я говорю:
— Спокойной ночи!
Встаю, иду к двери. Майя Владимировна улыбается мне вслед. Очаровательная женщина, которая не желает быть общей царицей. Мне кажется, улыбка у нее чуточку грустная.
Уже на лестничной площадке говорю себе: «Не стоило ей поступать в институт тонкой химической технологии. Из нее, честное слово, получилась бы первоклассная кинозвезда!»
20
Однажды Лира Адольфовна сказала мне:
— Женщина обречена на осуждение. Что бы она ни сделала, как бы ни поступила, ее все равно осудят.
Может быть, она права. Об этом я никогда не задумывался.
В другой раз, услышав какую-то сплетню о нашей Нагимочке, она неожиданно проговорила:
— Если уж на то пошло, простить — это значит восстановить справедливость!
Умение прощать свойственно только благородным душам. О том ли она говорит, так ли я ее понял?
Она не глупа, но ум, очевидно, не мешает ей флиртовать с Барабаном. Теперь весь цех это видит. Только один человек, сам Доминчес Алонсо, в жилах которого течет барселонская кровь, не замечает этого. Или делает вид, что не замечает?
В этот поздний час я вместе с Доминчесом помогаю монтажникам разбирать огромное, высотою в три метра, рабочее колесо. Оно почему-то дает вибрацию, а это вызывает опасение приемочной комиссии.
— Мне что-то не нравятся лопатки лопаточного направляющего аппарата, — возбужденно говорит Доминчес. Его хлебом не корми, только дай какую-нибудь сложную техническую задачку!
Моя помощь никудышная. Одним словом, второй помощник третьего заместителя. Основную работу исполняют монтажники и мой друг Доминчес. Я подаю ключ, когда в этом есть надобность, или подпираю плечом, если просят.
Мы так увлеклись поршневым компрессором двойного действия, что и не заметили, как пролетел рабочий день. Доминчес умеет увлекать других, он мастак по этой части, что правда, то правда.
Вдруг к нам подходит тетя Саша. Мы с удивлением оглядываемся на нее.
— Помогать пришла? — улыбается Доминчес, откладывая гаечный ключ.
У нас у всех ключи обмедненные, не дающие искры во время работы. В наших цехах шутить с огнем опасно. Малейшая неосторожность — и по меньшей мере жди взрыва местного значения…
— Право, Доминчес, не мое дело тебе указывать, но смена наша кончилась, — произнесла тетя Саша, явно чего-то не договаривая. — Взял бы свою жену под ручку и пошел бы домой, как это делает мой Прохор Прохорович.
— Надеюсь, ничего дурного с моей женой не случилось? — рассмеялся Доминчес.
— Чего же дурного с ней может случиться? Просто беспокоюсь о твоем отдыхе.
Я смотрю на нее и думаю: тетя Саша — справедливый человек. Но почему-то с первой же минуты она невзлюбила Лиру Адольфовну.
— Спасибо за вашу заботу, — Доминчес натянуто улыбнулся. — Тем не менее оставим эти разговоры. У нас и дела-то на полчаса. Верно, ребята?
Мы киваем головами, и он снова тянется за гаечным ключом.