— Какое счастье быть человеком! — говорит Майя Владимировна. — Каждый из нас в своей основе очень, очень хороший. Стоит человеку чуточку постараться, и он становится милым, добросердечным, даже восхитительным. Ведь правда? И от этого так хорошеет жизнь.
Что с ней? Ее точно подменили. Ведет себя как восторженная девчонка.
«И наоборот, — мысленно возражаю я, — стоит человеку постараться — и он становится негодяем. И это ему удается не хуже.
…Я бы, например, смог рассказать им, как звонил своему другу. Набрал нужный номер и спрашиваю:
— Это ты, Доминчес?
А мне отвечает другой голос. Как будто даже знакомый, но не Доминчеса. На какое-то мгновение я засомневался: может, ошибся номером?
— Доминчес Федорович отлучился, — отвечают мне.
— Позвольте, — спрашиваю, — кто же в таком случае со мной разговаривает?
— Друг семьи, — отвечает тот же голос явно двусмысленно.
Пока я держал трубку, не зная, что сказать, на том конце послышался голос Лиры Адольфовны:
— Что передать товарищу Алонсо?
Я не стал с ней разговаривать, бросил трубку…
«Сказать об этом или нет?..»
— Вчера я была на банкете, — продолжает Майя Владимировна, — его устраивали в честь героической дочери Кубы. Кто-то поставил перед нею бокал с шампанским, но она не выпила ни глотка, отказалась, одним словом. Товарищ, сопровождавший ее от Уфы, между тем стал настаивать.
«В Уфе, — сказал он, — вы не отказались выпить с нами». На это она ответила: «В тот раз я была в платье, а сейчас на мне форма повстанца». — «И что же?» — удивился товарищ. «Дело в том, — сказала она, — что Фидель запрещает пить в форме». — «Но ведь Фидель за одиннадцать тысяч километров отсюда. Он не увидит!» Знаете, что ответила кубинка? По-моему, превосходно: «Провожая нас, Фидель напомнил: «Мое сердце всегда с вами!» А сердце Фиделя обмануть нельзя».
Майя Владимировна оглядела нас и сказала как-то значительно:
— Слышите, мужчины: сердце Фиделя обмануть нельзя!
Хорошо, что я не рассказал Саратовой о телефонном разговоре. Я бы, пожалуй, испортил весь вечер!
30
Я вышел из реки и быстренько натягиваю на себя рубашку и брюки.
Слышу тихий всплеск. Из воды выходит Майя Владимировна, царственной походкой медленно приближается к костру. Ее плечи и руки излучают свет. Она похожа на русалку из сказок. Но вот Майя Владимировна начинает обтираться полотенцем, и на моих глазах гаснут маленькие капли-бриллиантики на ее плечах, очарование проходит. Русалки нет. Стоит женщина.
Женщина, которая не хочет быть нашей царицей.
Стремительные тени то и дело пересекают лунную дорожку, пролегшую по реке, — это плывущие бревна. Между ними, почти у того берега плавает Амантаев.
— О-го-го! — кричит Майя Владимировна.
— О-го-го! — отвечает река.
Майя Владимировна расчесывает волосы.
— Жаль, не догадалась взять с собою зеркало, — говорит она мне.
— Взгляните на луну, сегодня она похожа на зеркало.
Майя Владимировна тихонько смеется.
Я слышу чьи-то крадущиеся шаги и незнакомый голос.
— Можно к вашему костру? Пока стояли в реке с удочкой, спички отсырели.
Смотрю — рыбаки. Те самые, которые рыбачили неподалеку от нас.
— Присаживайтесь. Костер оставляем в полное ваше распоряжение.
— Кого я вижу! — вдруг радостно восклицает один из рыбаков. — Здравствуйте, товарищ Саратова!
— Здравствуйте.
Майя Владимировна не в восторге от этой встречи. Заметно по голосу.
— Кто еще там купается?
— Искандер Амантаевич.
— Ба! Я как раз хотел поговорить с ним по очень важному делу.
Рыбаки окликают Амантаева. Ничего в этом удивительного нет. Город наш небольшой, а мой шеф — человек известный.
Рослый рыбак, нахлобучивший на голову старую соломенную шляпу, молча стоит у костра, а второй, щупленький, горбоносый человек, пошел навстречу Амантаеву.
— В чем дело? — спрашивает Амантаев, закуривая и протягивая пачку папирос собеседнику. — Искупаться не даете.
— По пятому разу?
— По пятому.
Щупленький затягивается дымом, выпускает его и говорит, как бы осуждая:
— Так, так. А вот со стариком ты оплошал. Сам подумай, человек демонстративно, на виду у всего цеха отказывается участвовать в общегородском слете, а в это время парторг, вместо того чтобы осадить человека, осудить его, выступает в роли адвоката. А следовало подумать о возможных последствиях. Это прежде всего.
— Нам, в нашем положении, нельзя не думать, — неохотно отзывается Амантаев. — Если уж говорить откровенно, то Прохор Прохорович прав. В самом деле, не следует в разгар дня срывать сотни людей с рабочего места. Тут уж ничего не попишешь…