- Ого! Мама, смотри какой большой зайчик. Спасибо, тетя Софа.
- Не за что, милая.
- Я теперь буду с ним спать, можно, мамочка?
- Все что угодно, Ев. А ты уже зубки почистила?
- Конечно. Ты же меня знаешь.
- Тогда завтракать.
- Ммм… я не хочу, - сморщив носик, запротестовала кроха, в очередной раз вызывая в моей душе волну умиления.
- Значит, к бабушке с дедушкой я лечу одна.
- Нет-нет-нет. Я кушаю, - тут же изменила желание Ева, и, схватив салфетку, положила себе на колени.
- Отлично. Сырники или оладушки?
- Оладушки с медом. И чай.
- Договорились.
Я положила дочери в тарелку оладьи, полила их медом, и налив чай, принялась неотрывно наблюдать за любимым чадом. Именно она спасла мне жизнь пять лет назад, именно она дала веру в будущее, и только ей я обязана всем. Моей родной прекрасной девочке, моей доченьке. Для нее я готова сделать все, что угодно, и даже, не задумываясь, жизнь отдам. Ради Евы я решила встретиться с прошлым, и от этого мне никуда не деться. Ребенок имеет право знать отца.
- Нямка, - довольно воскликнула дочь, язычком ловя каплю меда, стекающую с оладушка. Я улыбнулась, а потом резко зажмурилась, чтобы прогнать неожиданную мысль – дочь копия отца.
- Тебе не надышаться ею, - прервала мои мысли Соня, и я мгновенно сменила маску на лице, жалея, что подруга увидела меня прежнюю.
- Она дороже золота.
- Верю. Верю тебе.
- И копия отца, - как-то грустно ответила я, за что тут же захотелось себя ударить.
- Ну хоть не лысая, - поддела меня подруга и мы вместе расхохотались, умилившись этой ситуации.
- Слава Богу!
- Мама-мама!
- Да, Евик.
- А ты мои вещи уже собрала? Нам ведь вечером ехать. Ты обещала!
- Конечно, собрала!
- Фух! Только я зайца возьму с собой, без него нельзя теперь, - на полном серьезе сказал она, при этом не отводя взгляда от новой игрушки.
- Это еще почему, малышка? – спросила Соня и помогла моей дочке вытереть ротик и ручки.
- Он без меня будет мерзнуть.
- А давай я его пока к себе возьму? Буду о нем заботиться. А вы, как вернетесь, я сразу привезу зайку к тебе.
- А вы его укроете пледом?
- Ну, конечно.
- Мамулечка, можно я зайчика тогда отдам тете Соне?
- Твой зайчик, поступай, как знаешь.
- Ура! Он не замерзнет теперь. Пойду пока с ним поиграю. До отъезда.
Дочь звонко чмокнула меня в щеку, схватила зайца за одно ухо, а после, с няней, ожидавшей на пороге, скрылась в глубине дома.
- Она чудесная девочка, а Алексей пожалеет, что отсутствовал в ее жизни все это время.
- Да он не знал ничего.
- Не знал он… А относиться к тебе так, как относился, он знал как?
- Да тише ты. Чего кричишь? Все уже давно в прошлом.
- В прошлом, говоришь? А чего же ты за пять лет никого себе не нашла?
- Я и так счастлива.
- Да, милая, ребенок – это счастье, только и мужик нужен.
- Мне нет.
- Тебе нет, потому что крылья обломали. Сколько всего ты пережила в свои годы?
- Мне грех жаловаться, я пять лет в идиллии живу.
- А как же все происходящее?
- Сонь, ты же знаешь, жаловаться я не буду. Лучше закроем тему.
- Ты не должна все держать в себе, я твоя подруга, я поддержу. Тебе поплакать надо, давно уже.
- Сонь…
- Дура ты! Я тебя хоть раз предала? Научись доверять. Не мужчинам. Мне. Научись! Хрен со всеми, но я рядом, я с тобой. Слышишь, дурочка?
- Слышу. Только не выводи меня на эмоции, один хрен, не заплачу.
- Тфу ты! Да, наоборот, порыдай, легче станет.
- Не дождешься, мне и так неплохо.
- Жалко мне тебя, подружка.
- А ты меня не жалей, - тут же вспыхнула я, подрываясь из кресла, - Не надо меня жалеть. Я сильная, не заплачу. Ты лучше езжай к своим, а меня не трогай!
Отбросив салфетку, я развернулась и быстрым шагом отправилась в дом, но у самой двери остановилась и, не разворачиваясь, добавила:
- Буду на Украине, позвоню.
- Ира!
- Что?
- Не лети туда, быть беде.
- Не могу, Соня, не могу.
- Ира…
- Ну что еще?
- Вот теперь ты Кокошка.
- Да пошла ты!
Я резко рванула в дом, захлопнув за собой дверь, злясь на то, что подруге удалось вывести меня на эмоции. Такое случалось крайне редко, потому что я никогда не показывала свою слабость, не любила, когда меня жалеют. Жалость - для слабаков, а себя таковой я не считала. Да и давно очерствела. Еще и это дурацкое прозвище. Ненавижу.
- Вспылила дура! Виновата! Остыну и обязательно попрошу прощения у Сони. Она поймет меня…
Подойдя к зеркалу, я рукой коснулась холодного стекла там, где отражалось мое лицо. В глазах пустота, а на лице неизменная холодная маска, сменяющаяся на теплую улыбку только в моменты появления дочери. Больше никто не в силах был подарить мне радость.