– Спасибо, что-то не хочется, – сказал он, отводя глаза.
– Ты не заболел? – Она коснулась его лба, и он почувствовал, какая у нее прохладная, мягкая рука. – Говорят, сейчас эпидемия гриппа…
– Нет, все в порядке. – Ему не хотелось ее расстраивать. Он никогда не покажет, что ему все известно.
– Ты поссорился с Олей?
– Можно сказать и так, – кивнул он и захлопнул книгу. – Мам, а когда я только родился, я был очень противным?
– Нет, – мама улыбнулась и покачала головой. – Ты был не такой, как все дети. Ты сразу был красивым. Я полюбила тебя с первого взгляда.
Ваня изучающе смотрел на нее, пытаясь понять, что она чувствует. В ее голосе не было ни одной фальшивой ноты, а лицо было счастливым и искренним. Она сама верила своим словам. Нет, он никогда не сможет признаться ей, что тайна его рождения для него уже не тайна.
– Я тебя люблю, – неожиданно для себя самого сказал Ваня.
Никогда раньше он не говорил маме этих слов. Ее лицо прояснилось, она потрепала его по голове и сказала: “
– Как же иначе, ведь ты мой сын.
– Кстати, а что у нас на ужин? – спросил Ваня, чтобы не заплакать.
– Пельмени, – сказала мама. – Ведь ты же любишь?
«Дурные вести не лежат на месте», – говорят в народе. Или так: «Все тайное становится явным». Почему-то всегда находятся доброжелатели, которые вытаскивают на свет чужие секреты и тайны. Так случилось и с Ваниной семьей. Через неделю вся школа знала, что он – приемный сын, а его биологические родители неизвестны.
Все отнеслись к этой новости по-разному. Кто-то проявлял дурацкое любопытство, пытаясь разузнать как можно больше деталей, кто-то пытался вести себя, как прежде, но от Вани не ускользали сочувственные или заинтригованные взгляды. Он чувствовал себя, как молодой боец под обстрелом, ему хотелось вжать голову в плечи и заткнуть уши, что бы не слышать зловещего шепота за спиной или бестактных вопросов.
– Ваня. – Оля несмело подергала его за рукав: – Можно с тобой поговорить?
Он посмотрел на нее и как будто увидел впервые.
Она была такой маленькой и беззащитной, что каждому, у кого есть сердце, хотелось взять ее под свою опеку. Каждому, но только не Ване. Он как будто окаменел, и его больше не трогало ни то, что она такая крошечная, ни то, что так любит его.
Они отошли в сторону, И она взяла его руки в свои.
– Пожалуйста, прости ее, – сказала Оля, заглядывая ему в глаза. – Она очень несчастный и больной человек. А с тех пор, как они разошлись с отцом, всех мужчин невзлюбила. Считает, что все зло на свете только от них…
Ваня не знал, что он должен сказать. В голове и на сердце была такая пустота, что он не мог произнести ни слова. Он смотрел на ее руки, и они напоминали ему куриные лапки, которые мама часто приносила с рынка, – такие же тонкие и прозрачные.
– Может, ты не будешь мне звонить какое-то время? – спросила Оля. – Пускай она немного придет в себя… А потом все будет по-прежнему, обещаю.
Ваня знал, что эти слова ничего не стоят, потому что по-прежнему не будет больше никогда. Он не знал, любит ли он Олю. Раньше – любил, но раньше он был Иваном Волковым, сыном своих родителей, а теперь? Теперь он – подкидыш, сын наркоманов или психов, как сказала Олина мама. Может ли такой кого-нибудь любить и вообще – имеет ли он право на любовь?
– Ничего страшного, – сказал Ваня. – Я это переживу.
Он развернулся и пошел прочь, а Оля еще долго смотрела ему вслед, понимая, что теряет его навсегда.
Ваня несколько дней не ходил в школу. Утром он как обычно завтракал, собирался и выходил из дома в положенное время, но вместо того, чтобы идти в ставшую ненавистной школу, садился в метро и катался по кольцевой линии.
Одна за другой мелькали станции; сменяли друг друга пассажиры, но Ваня смотрел на грязный пол перед собой и ничего не замечал. Под стук колес лучше думалось, а подумать Ване надо было о многом. Он представлял себе своих настоящих родителей: кем они были и почему так поступили с ним? Может быть, их толкнула на это нужда, а может быть, молодость и глупость?
Потом Ваня думал о своих маме и папе, о тех, кто его вырастил. Они молчали все это время, и их можно понять. Не всякая правда нужна, и Ваня предпочел бы никогда ее не узнать.
«Невозможно, чтобы я был неродным, – в сотый раз говорил себе он. – У меня ведь такая же походка, как у папы, вразвалку. У меня глаза голубые мамины…» Но он понимал, что эти мысли – всего лишь жалкие попытки зацепиться за прежнюю жизнь, которая закончил ась навсегда.
Когда пошла вторая неделя его отсутствия в школе, классный руководитель позвонил домой, чтобы выяснить, что с ним случилось.
– Он здоров… – растерянно отвечала мама. – Он не пропустил ни одного дня…
Она положила трубку, вытерла мокрые руки о передник и устало опустилась на стул. Ею овладело нехорошее предчувствие. Что-то должно случиться, что-то, что навсегда исковеркает их жизнь. «Где он может быть?» – спрашивала она себя и не находила ответа. Она позвонила мужу на работу и рассказала о том, что случилось.
– Я немедленно выезжаю, – сказал он. – Мы должны во всем разобраться.
А ей не хотелось ни в чем разбираться. Она до смерти боялась этих звонков из школы, ей было нужно только одно – чтобы все оставили их в покое.
Ваня пришел домой в обычное время, кинул сумку в прихожей и прошел в свою комнату. К его удивлению, и мама, и папа были дома, они сидели на диване и как будто ждали его возвращения.
– Привет всем, – с наигранной веселостью сказал Ваня. – Тебя сегодня раньше отпустили? – обратился он к папе.
Но тот не ответил, снял очки и стал нервно их протирать.
– Звонили из школы, – тихо сказала мама. – Говорят, что ты туда не ходишь целую неделю.
Ваня подошел к окну и посмотрел во двор. Проехала машина и обдала грязью прохожего, а тот сердился, что-то кричал и размахивал портфелем. Ваня невольно улыбнулся, наблюдая за этой сценой.
– Сынок, что случилось? – с тревогой спросила мама. Ей не нравилось ни его молчание, ни эта странная, неуместная улыбка. – Тебя кто-то обидел?
– Нет, все в порядке, – ответил Ваня.
Он с детства знал, что мужчина должен быть сильным и терпеливым, должен не хныкать и не подавать виду, что ему трудно.
– Где ты был эту неделю? – спросил папа. – Зачем нас обманывал?
– Я катался в метро. По кольцу, – признался Ваня. – Не хотелось идти в школу. Я… не мог.
– Так бы и сказал, – строго проговорил папа. – Если у тебя трудности с учителями или с ребятами, мы бы разрешили тебе остаться дома, да еще бы записку написали, что ты болен. Зачем лгать, тем более нам с мамой?
И тут, неожиданно для самого себя, Ваня сказал:
- А кто сейчас не лжет? – Он почувствовал, что должен остановиться, но уже не Мог. – Разве вы не обманывали меня все эти годы?
Родители переглянулись. В глазах у мамы был страх, а папа снова надел очки. Наверное, так он чувствовал себя более защищенным.
– Что… что ты имеешь в виду? – спросил он.
– Не надо, я все знаю, – сказал Ваня и снова посмотрел в окно.
Незадачливый прохожий пытался отчистить свой бежевый плащ, когда другая машина снова обдала его из лужи.
– Так я и знала, – тихо сказала мама. – Знала, что когда-нибудь это должно случиться.
Она закрыла лицо руками и заплакала, но никто не бросился ее утешать. Больно было всем, и жгучее страдание отделяло их друг от друга, превращая из дружной семьи в троих одиноких, несчастных людей.
– Откуда ты узнал? – спросил папа, не глядя на сына. – Кто посмел…
– Это неважно, – перебил его Ваня. – Теперь вся школа только об этом и говорит. Поэтому мне не хотелось туда ходить.