Назар зажал бумагу в кулаке, боясь развернуть. Только всё же пришлось.
Три цифры смотрели на него, и сердце ухнуло вниз. 272 значилось на листке. У него есть малый запас, ежели все парни перед ним сильные да крепкие, тогда не дойдёт очередь, набор завершат. 13 человек между ним и свободой. Оно ведь как будет. По жребию первого вызовут, а дальше по очередности, что на листках у парней записана. Коли добрый молодец — на службу отправляют, а если со здоровьем чего — домой. Так первых набрать и надобно.
Сел в углу Назар, ждёт, как дело решится. Скоро последний уж тянуть бумагу станет, а потом комиссия специальная соберётся. Бывало и до трёх дней сидеть приходилось ожидая, когда слово своё скажут да домой отпустят.
И как выходил тот, кого домой отправляли за негодностью, сердце увеличивало бег. Уж 270 номер идёт, а набор не закончился. И не знает Назар, сколько ещё парней набрать надобно.
— 271, — оглашают, и становится невыносимо жарко. Закрывает Назар глаза, вспоминая, как Улюшку в объятиях сжимал жарких, как она ему слова любви шептала.
— Мой, только мой, — прижимались губы к его уху, а по телу мурашки разбегались.
— 272, — зовут следующего, и Назар не сразу слышит. — 272, — кричат, и кто-то в плечо толкает. Разлепляет глаза новобранец, поднимается и, горько вздыхая, идёт куда позвали.
Ходит Зосим уж неделю, в сторону жены смотреть не хочет. С утра встанет и пропадает где-то, а Ульяна будто привязанная. И уйти в любой момент может, только останавливает будто что-то. Как свадебные дни прошли, стала по хозяйству управляться. Избу вымела, стол выскоблила, полы вымыла, пирогов напекла. Научена всему, хорошая хозяйка из неё вышла, а вот жена…
Встречает мужа вечером, ужин подносит. Хлебает молча Зосим щи, в тарелку смотрит. Тишина в доме нарушается только стуком ложки о миску. Тяготится Ульяна такой жизнью, лучше б накричал, из дому выгнал, а так поедом она себя ест, что молчит он.
В тот день, как гости ушли «спасибо» ему молвила, только ничего на то не ответил Зосим, лишь медовуху пил.
Пришла Ульяну мать проведать, а дочь ей всё рассказала. И про то, что чует, будто ребёнок в ней жизнью прорастает.
— Не его он.
— Была ж ночка! — говорит Фёкла.
— Нет, — качает Ульяна головой. — Как прознал, сразу из избы бросился. Назара это! Скажу Зосиму, сил нет терпеть.
— С ума сошла! — ахнула мать, руки к груди прикладывая. — Да нас со свету сживут! Опозоришь и нас, и мужа, который за тебя грех на душу взял!
— Так скоро и живот виден будет.
— Есть ещё время до твоего скоро. Вот тебе материнский совет, — прищурилась Фёкла. — Сегодня домой веротится. Обласкай, приголюбь, слово доброе скажи. А потом, — кивнула на лавку.
— Чего? — обомлела дочка.
— Знамо чего! — сдвинула брови Фёкла. — Святую простоту не строй! Любит он, иначе б не сидела ты тут! А потому и сомневаться ему не придётся, что не он отец.
— Не смогу! — в ужасе отшатывается Ульяна. — Как с нелюбимым ложе делить?
— Думаешь, у всех, кого дети, по любви? — упёрла руки в бока Фёкла. — Нашла страдания! А ну быстро лицо утёрла, брови подвела, щеки подрумянила, — показала она, как щипками на лице румянец вызвать. — Да пошла супружний долг делать.
Встала Фёкла, направляясь походкой вперевалку к выходу.
— Гляди, Улька. Жена теперь. Ежели думаешь, что Назару нужна — забудь. Жребий он вытянул.
Ахнула Ульяна, руки к лицу приложив, до последнего надеялась. Только, может, обманывает её мать.
— Не веришь? — кивает Фёкла горько. — А вот тебе крест, — сенит себя, смотря на икону. — Так что дурь из головы выбей. Зосим твой муж, и ребетёнок от него скоро появится. — И снова на икону крестится. — Вразуми, Господи, Ульку мою.
Глава 9
Назар стоял в ряду новобранцев, смотря на дорогу.
— Ну, — протянул руку Ефим сыну, и парень крепко пожал отцову ладонь. — Служи справно. А как вернёшься — жену тебе добрую сыщем, хозяйство заведёшь. За нас не волнуйся, сдюжим да тебя завсегда ждать станем.
— Отец, ты Ульке скажи, что люблю её.
Закусил губу Ефим, головой покачал.
— Да на что ж ей твоя любовь? Жена, стало быть, другому, Зосим пусть её любит, а ты голову проветри.
— Щемит, — бьёт себя в грудь Назар, и чудится Ефиму, будто слёзы блестят в глазах сына.
— Ничего, — хлопает по спине вздыхая. — Забудется. Прощевай.
Вернулся Ефим в деревню, нынче семья меньше, а скоро и девок выдавать придётся, опустеет дом.