Наутро подняла Марфа Лукерью ни свет, ни заря.
— К колодцу сходи, что у старого дуба, потом к черному, где трава не растёт, и к тому, откуда воду берём. Принесёшь три ведра, дальше тесто делать станем.
Вернулась Лушка, ведра поставила возле порога. Зачерпнула Марфа из каждого по ковшу, в чугунок залила, поставила в печь греться. А сама принялась муку ржаную сеять, чтоб надышалась она, да хлеб вышел хороший. Достала кусочек теста с прошлого хлеба, что нарочно все хозяйки оставляют для закваски, и размешала его в квашне с водой из трёх колодцев. Потом сызнова кусочек оставит для будущего раза. Разошлось тесто, возле печи поставила Марфа кадку, чтоб быстрее разморило. Теперь подождать надобно.
— Спать ложись, рано ещё, — сказала Лушке, что задумчиво в окно глядела.
— Помоги Назару, — обернулась к ней девка. — Такую боль в сердце носит.
— Спроводим вдовку, тады научу, — вздохнула Марфа.
Спустя время добавила водицы в квашню, муки ржаной да тесто месить принялась. Долго, покуда к рукам прилипать не перестало.
— Дитя давай, — обернулась к Анне, что только накормила младенчика. Уснула девчонка. Размотала её Марфа, принялась тестом намазывать.
Смотрит Лушка, как ведьма хлеб из дитя делает. Вот уж ножки скрылись, ручки залепились, кладёт на голову Марфа тесто, покрывает всё, окромя рта и ноздрей, чтоб дышать моглось.
— Лопату давай, — приказывает Лушке. И стоит наготове та, чуя, какое дело важное ей доверили. Уложила на лопату Марфа ребетёнка, обвязала веревками, чтоб с лопаты не свалилась, да в печь отправила. Нарочно растопили да остывать оставили. Нежаркая, как раз для того дела.
— Сгорит, — ахнула Лушка, руками всплеснув. Бросила взгляд на вдовку. Стоит та, дочку первую обняв, и смотрит спокойно.
— Не боись, хорошо сделаем, — усмехается Марфа, лопату не торопясь из печи доставать. — Пропечём, чтоб сильная выросла. Не успела в материнском лоне побыть, на волю требовала. Пущай косточки погреет в печи.
Трижды Марфа доставала младенца и засовывала сызнова. А как тесто схватилось, уложила на стол, принимаясь шептать себе под нос что-то да девчонку доставать из хлеба.
— Снеси Волчику, — кивнула на куски Марфа, уворачивая ребёнка в тряпицу.
— Разве ж ест он такое? — хмыкнула Лушка.
— Он своё дело знает.
Дошли вести до Егоровых, что сынок их через деревню проходил да в избу не зашёл.
— Что ж теперь с ним станется, Ефим? — утирала мать глаза платком. — Всё из-за Ульяны, пропади она пропадом.
— Я ж говорила, любовь у них, — влезла дочка.
— Да на кой нужна така любовь, что ум застит! Был у нас сынок, а теперь как вор какой али душегубец станет скрываться.
— Его воля, — вздохнул Ефим.
Застучали сапоги по ступеням, зебрехала собака. Дёрнули дверь на себя, и ввалились в избу околоточный надзиратель с приставами.
— Ефимов Назар здесь? — без приветствия вопрос задал родным.
— Нет его, — шмыгнула носом мать. — В рекруты как забрали, так шесть лет ждать надобно.
— Сбёг, — развёл руками надзиратель, высмотреть ложь пытаясь. — Избу и другие постройки обыскать, — приказал. — Найдем, куда денется, — говорил сам с собой, Просковью стращая, — что же вы, маменька, сынка такого воспитали?
— В рекрутах он, — качает головой Прасковья, будто не верит.
— Разберемси, — кивает надзиратель, не веря ей.
Глава 27
Решено было, что Лушка отправится в деревню с Анной, поможет до дома добраться, а потом обратно воротится. А Назар по хозяйству Марфе сработает, чай не на готовое всё устроился.
— Чего делать с Назаром станешь? — любопытствует вдовка, покуда идут они с Лушкой по лесу.
— Сам он себе хозяин, я чего? Раны затянутся — пойдёт своей дорогой. Хороший он парень, токмо жизнь загублена.
— А себя чего ж не жалеешь?
— А пошто мне? Сыта, при деле, поцелуи Мирон не раздаёт, и на том спасибо. А коли мать с отцом всё ж найдут — не дамся! Тут моё место.
— А что до невесты?
— Ни к чему судьба такая, как Улькина. Сама себе хозяйкой стану.
— Боевая ты, Лушка! — усмехается Анна.
— Да и ты в обиду давать себя не станешь. Видала твоего Степана! — вздохнула горько, вспоминая куклу. — Какой ни был, всё ж жаль.
Поджала губы вдовка.
— Не простила я его, — призналась, поправляя тряпку, что ребёнка держать на груди помогала. — Вон Агафья только недавно говорить начала, а ей уж четыре.
Добрались до Ульяны, в дом вошли. Обрадовалась та, сестрицу да подругу завидев. Колыбель к потолку привязана, качает молодая мать младенчика.