Время словно остановилось, я не ощущаю его. Я чего-то жду или кого-то, но не знаю, что именно. Я не нервничаю и не тревожусь, наоборот, чувствую себя совершенно спокойно. Иногда мне кажется, что до меня кто-то дотрагивается. Я не уверена, потому что не вижу своего тела и даже не уверена, что оно у меня есть. У медсестры прохладные, безликие руки. Чувствую, как периодически колит игла мою руку, трубки у меня во рту, как поднимают меня за шею... но я не чувствую тела, наверное, у меня его на самом деле нет.
Странно. Непонятно и чуждо, но мне не страшно. Здесь настолько все идеально.
Все по-другому, а в другой раз до меня дотрагивается другая рука. Мужская. Я знакома с ней, но не могу понять, что он делает, переплетая наши пальцы. Мне кажется его руки такими знакомыми и родными, и это ощущение наполняет меня тоской, но я не могу понять почему.
Слышатся и другие голоса. Невнятные, еле различимые, но счастливые. Они успокаивают меня. Я рада, что они есть, хотя не имею ни малейшего понятия, о чем они там говорят и что делают.
Часто я слышу красивую музыку, в которой столько любви и грусти. Эта музыка, словно зовет меня, но я не могу добраться до нее.
Итак, что если мы не пойдем на этот концерт, в конце концов, будут же и другие.
Ох! Моя коптилка! Ты не поверишь, что произошло, Далия. Это очень важно. Это на самом деле очень важно. Я поцеловалась с Марком!
Апрель
38.
Ной
Я бегу в кабинет к Зейну и стучу в дверь, не дожидаясь ответа, открываю.
— Что? — вскакивая, с тревогой спрашивает он.
— Тебе следует пойти со мной. Я должен тебе кое-что показать, — быстро отвечаю я, едва сдерживая свое волнение, сердце колотится в груди, как ненормальное.
Его лицо становится бледным под загаром.
— Что случилось? — тут же спрашивает он.
— Пошли, — зову я и выскакиваю в коридор.
Он тут же оказывается рядом со мной. У двери Далии я останавливаюсь и поворачиваю голову в его сторону. У него появились новые морщины, которых не было несколько месяцев назад, он очень изменился. Я поворачиваю ручку и пропускаю его вперед.
Он замирает, сделав всего лишь шаг. Затем бежит к ее кровати, протянув к ней руки, дотрагивается до ее кожи, смотрит на ее лицо, прислушиваясь к ее дыханию. Потом поворачивается ко мне.
— Какого черта? — кричит он.
— Новая горничная случайно выключила не тот рубильник, пока пылесосила, — отвечаю я.
Он начинает смеяться, словно безумный.
— Черт, Ной. Она дышит самостоятельно, — кричит он.
Я начинаю тоже смеяться.
Его глаза сияют.
— Это очень хорошо, — говорит он. — Это черт побери очень хорошо.
Я киваю, и он бросается ко мне, заключая меня в свою большие медвежьи объятия. Я слишком потрясен, чтобы что-то сделать, но через пару секунд, придя в себя, крепко сжимаю его в ответ.
Он отстраняется, у него на глазах блестят слезы.
— Бл*дь, я плачу, — говорит он, вытирая их руками. — Я никогда не плакал от радости. Я даже не знал, что такое возможно.
— Я очень рад, — тихо говорю я ему.
— Кто убрал трубки?
Я показываю на Джейн, которая молча стоит у окна.
— Джейн.
Он поворачивается, взглянув на нее.
— Отлично. Просто замечательно. Молодец.
Затем поворачивается ко мне, качая головой и улыбаясь от уха до уха, а потом опять обращается к Джейн.
— Ты вызвала врача? — вдруг спрашивает он.
— Доктор уже едет, — отвечает она.
— Молодец, — говорит он ей и смотрит на меня.
— Горничную уволь, выдав ей бонус — зарплату за два года. Пусть кто-то более опытный убирается в комнате Далии.
— Да, босс.
Он возвращается к кровати и смотрит на Далию, его глаза внимательно рассматривают ее лицо.
Он поворачивает голову в мою сторону.
— Мне до сих пор не верится в это, Ной, — говорит он с широкой улыбкой.
— Знаю, — отвечаю я. — У меня у самого чуть не случился сердечный приступ, когда я пришел и увидел.
Он снова смеется, настоящим радостным смехом, который идет из глубины.