Ненавижу мразь.
Может это она меня спалила? Судорожные мысли летают в голове.
Он могла залезть в мой компьютер запросто. Увидеть переписку с оперативниками и сдать меня.
Аааа… Хватаюсь руками за голову.
Я доверился, как последний дурак! Чувства у нее ко мне… Под кожу залезла, влюбила в себя, втерлась в доверие.
Убью.
Бросив деньги на перевернутый стол вылетаю из ресторана ракетой. Зову оперативника — рассказываю все что знаю.
Сажусь к Муле. Рычу, что едем домой.
По пути прикидываю все возможные способы убить эту мразь. Наказать, сделать невероятно больно. Нахожу самый подходящий, по моему мнению…
Молись Маргарита, тебе пиздец.
***
Маргарита Куприна
Жду, волнуюсь. Надела то самое голое платье, которое его так впечатлило в первый вечер. Должно понравится, надеюсь.
Руки потеют, вытираю их о полотенце в кухне. Я подготовилась, продумала каждое слово, которое ему скажу перед тем, как покажу это злосчастное видео.
ОлеНик обещала отправить его завтра в восемь. Сыграю на опережение.
Реакции боюсь просто безумно. Не понимаю, что он сделает или скажет. Ноутбук подготовила и поставила на кухонный стол, тут же положила телефон. Чтобы сразу после разговора написать ОлеНику, что она может катиться нахер. Даже текст набрала предварительно. Осталось только нажать «Отправить».
Слышу проезжающую машину. Начинает трясти.
Входит, нет, влетает.
Бешеный злой, глаза как-будто кровью налиты. Я пугаюсь даже вскрикиваю, вижу его сжатые кулаки. Машинально отхожу назад.
Он прет на меня как танк. Подходит и замахивается со всей дури…
Кулак останавливается в миллиметре от лица. Он дышит прерывисто смотрит в глаза с ненавистью.
Трясусь, выставляю вперед руки. Прошу жалобно:
— Паша, Пашенька?!
— Хуяшенька!
Он резко хватает меня и давит на плечи, опускает перед собой на колени. Пытаюсь вырваться, слезы текут ручьем, умоляю…
— Паша, не надо прошу!
Кричу, пока он расстегивает ширинку, больно схватив меня одной рукой за волосы. Вырваться не дает.
С силой засовывает свой член мне в рот, во всю длину. Лишает воздуха. Не могу дышать, кашляю, мычу, умоляю…
Он не останавливается ни на секунду, жестко терзает мой рот. Не щадит, не жалеет. Я давлюсь и кашляю от каждого движения.
Реву, судорожно плачу, не могу остановиться.
— Вот так тебе нравится оказывается да? Так достаточно хорошо? Или мне еще двух ребят позвать? — рычит зло запыхавшись. Выплескивает в меня свою ненависть. Упивается местью. Кончает в рот, а потом с силой толкает на пол.
— Вот ты оказывается, какая Маргарита. Девственница с сюрпризом. И сколько тебя еще в твоем городе народа переебало? А?
Орет, срывается, рычит. Я лежу на холодном полу в оцепенении. Горло болит невыносимо. Ответить не могу лишь плачу, пытаясь защитить себя руками. Прикрываюсь, свернувшись в позу ребенка.
Не понимаю, кто и зачем отправил ему это видео. Договоренность была…
— Романову меня сдала, молодец! Да ты блять хоть представляешь, сколько людей от этой встречи зависело. Сука, да я мог спасти таких как Салли сотни, полицию подтянул…
Он молчит, я стараюсь отползти подальше, паралич меня не отпускает. Мне больно. Я сильно всхлипываю, практически ничего уже не соображаю.
Он хватает стакан с водой и залпом выпивает. И тут же бросает его в стену. Хрупкое стекло разбивается на мелкие осколки, прямо как моя жизнь.
Возвращается ко мне, хватает за волосы. Больно адски. Кричу, а он тащит меня к двери по полу. Пытаюсь вырваться, как в бреду повторяю его имя.
Мои глаза опухли так, что вижу все через узкие щели. Он открывает дверь и вытаскивает меня на крыльцо. Тащит за волосы по ступеням.
Я пытаюсь вырваться. Хвастаюсь за его руку, чтобы уменьшить давление. Сил не хватает, только барахтаюсь в воздухе и не могу сделать просто ничего. Умираю с каждым его шагом.
— Выметайся отсюда обратно в свой мухосранск. Видеть тебя не хочу. Появишься — убью.
Он оставляет меня на дорожке перед крыльцом. Я рыдаю как никогда в своей жизни: с воем, всхлипами и стонами. Лежу и не нахожу в себе сил встать. Волосы болят, сомнений быть не может — он вырвал добрую половину. Горло надорвано, все горит внутри.
Боль пронзает кинжалом каждый орган.
Какая я дура! Ну какая я дура!
Думала, что он сможет понять. Думала, что любит. Он ведь правда убьет меня. Я уверена, он может.
Дверь открывается снова, он выходит на крыльцо и орет:
— Я сказал убирайся отсюда, мразь!
Не знаю, где нашла силы встать. Смотрю в его глаза, там плавится гнев:
— Паша, я не виновата! — голос хриплый настолько… Каждое слово дается с трудом.
Он вылетает из дверей, несется на меня. Хватает за руку и тащит по камням прямо к воротам. Мне приходится бежать за ним, чтобы не упасть. Мои пятки становятся липкими от крови. Но боли физической не чувствую, душевная перекрывает все.
Ворота открываются, он нажал на кнопку. И с силой толкнул меня за них. Я упала больно, на колени и ладони. А ворота сзади начали закрываться.
Вот и все. Грустно констатирую я внутри себя. Сказка кончилась, Маргарита. Конец печальный.
Хочется заползти в кусты и просто умереть. Сажусь на попу и просто реву в голос закрыв лицо руками. Как в беспамятстве.
Сколько так просидела — не знаю.
Слезы иссякли резко, просто кончились, лишь всхлипы остались и дрожь по всему телу.
Встаю. Судорожно соображаю, что мне делать сейчас. Я одна. Я в чужом городе. У меня даже обуви нет, что говорить о телефоне. Идти в полицию… Боже… Это так страшно…
У меня тут никого нет. Вытираю слезы рукой и вижу цифры. Боже, Салли. У меня есть ее номер, может она мне поможет? Лишь бы не стерлись цифры, лишь бы я их не смазала…
***
Павел Александрович Пуров
Поднялся на третий и зашел в ее комнату. Крушу все, что попадается под руку.
Бомбит, сука. Разрывает. Глаза эти щенячьи… Слезы блядские.
Врет, на каждом шагу мне врала. Хоть слово-то было правды? Чувства у нее.
Надеюсь, сполна почувствовала мой член. Я очень старался запихать его ей по самую задницу. Чтобы навсегда запомнила. Чтобы заткнула свой поганый рот. Чтобы не смела больше даже имя мое произносить.
Мразь.
Платье с вешалки — в клочья. Рву, наслаждаюсь треском ткани. Ненавижу суку. За все ненавижу, больше всего за то, что открылся, а она предала.
Разбрасываю ровные ряды туфель. В стороны в стены, одну за другим.
Сумка ее лежит, пальто это дешевое, платье стремное кидаю на пол, топчу ногами, плюю. Хочется сжечь просто все. Разом спалить дом, чтобы ничего мне больше о ней не напоминало.
Знать не хочу, слышать не хочу, видеть не хочу.
Вычеркнуть, вырвать — вот что надо.
На ее кровати вижу бугорок. Что за херь еще? Поднимаю одеяло: медведь плюшевый.
Ха, маленькая девочка нашлась. Рот зато вместительный такой. По трое за раз принимает. И то наверное мало, нужно было больше напихать.
НЕНАВИЖУ.
Кричу, разрываю игрушку в плюшевые ошметки. Сволочь, стерва.
Из-за тебя сейчас сотни девушек будут умирать в рабстве и никто им не поможет. Романов точно выйдет чистым. Все слил, что мог по-любому. Два с половиной месяца выводил его на встречу, где-то даже на горло себе наступал, а она… блядь…
Сдала!!! Кто еще?
«Я не виновата, Паша», а кто тогда виноват? Ближе нее у меня не было никого в эти дни. Ни одна свинья не знала, что у меня с ним встреча. Готовился, шел. Раскрутили бы его как миленького — сдал бы всех. Клубок гнид этих развернули бы.
Снова рычу. Не могу остановиться.
Гнев разрывает изнутри. Крушу беспощадно каждый уголок. Не останавливаю своего внутреннего зверя. Пусть свирепствует столько сколько нужно.
Когда ломать уже нечего медленно прихожу в себя. Не знаю сколько просидел так прямо на полу обхватив голову руками.