Бой как всегда проходил в королевских покоях. Места здесь достаточно для того, чтобы сражаться и с десятью воинами. Многим дворцовым министрам не нравится, что я превратил жилое помещение в тренировочный зал. Да и пусть катятся в задницы дагулам! Мне нравится засыпать, чувствуя въевшийся в стены запах пота. Нравится вести аскетичный образ жизни. Мне хватит и одной простой кровати! Единственную слабость, которую я себе позволил — это иметь большой длинный стол из кости филя.
Когда-то в этих покоях было такое богатое убранство, что впервые входивший в помещение министр терял дар речи! Стены украшала золотая лепнина; добрую половину покоев занимала сделанная из человеческих костей кровать; в гигантских шкафах блестела в свете жар-камней серебряная посуда; на подоконниках старейшины выращивали рогерсы (правда из-за сквозняков и из-за недостатка тепла цветы умирали за десять-двадцать потестатемов)…
Я пропустил удар, и мастер врезал мне круглым щитом в грудь. Дыхание перехватило, а в глазах забрезжили звезды. Хватая ртом воздух, я повалился на пол.
— Вы сегодня невнимательны, Ваше Святейшество, — сказал мастер. В его злом голосе была суровая ласка.
— Голова… голова забита политическими делами, Гуфран.
Мастер помог подняться. Нахмурившись, он посмотрел мне в глаза:
— Я могу чем-то помочь?
Я замотал головой.
— Нет.
— Если надо кого-нибудь убить, просто скажите.
На мгновение в комнате повисла тишина. А затем я и Гуфран рассмеялись.
— Хватит разговоров! — заявил я и встал в стойку. — Продолжим.
Мастер молча кивнул, отошел в другой конец покоев и… бросил в меня щит. Среагировав молниеносно, я увернулся от деревянного диска. В настоящем бою края горгонионов затачивают, превращая безобидный металлический кругляшок в опасное орудие. Хотя редко кто из воинов Венерандума умирает от брошенного щита. Все-таки на солдатах два доспеха — кольчужный и пластинчатый.
Мастер пошел в атаку. Удары сыпались градом. За несколько перкутов мои мечи стали такими тяжелыми, что каждый взмах ими казался чудом. Однако я не стал ждать, когда упаду без сил. Я ударил ногой в щиколотку Гуфрану.
Раздался хруст, напоминавший звук лопающегося сухого корня.
Мастер вскрикнул и упал.
Я тут же отбросил мечи и склонился над учителем. Но тот резким движением приставил лезвие к моему горлу.
— Никогда не жалейте противника! — сказал он. — Я об этом уже тысячу раз говорил.
— Но ты же мой учитель!
— Тем более.
— И что теперь? — решительно спросил я. — Убьете?
Гуфран отбросил меч и сказал:
— Пусть дагул откусит мне яйца, если вы не самый лучший воин во всем Мезармоуте! Ваше высочество, у вас талант тактика и бойца. Вы будете непобедимы в бою. Однако…
— Не бойся говорить мне правду.
Я поднялся и, стесняясь показать усталость, остался стоять. Ноги дрожали от перенапряжения. Крупные капли пота стекали по лицу, жгли глаза. Удары мастера до сих пор болью отзывались в руках. Старая тактика Гуфрана впервые за много менсе не сработала. Он вился как змея и изматывал меня, однако я все равно нашел его слабое место!
— Ваше Высочество, не подумайте, что я пытаюсь вас оскорбить, — начал мастер, — однако изучение «Деяний» Петро Тертиуса отрицательно повлияло на ваш образ мышления. Поверьте: противник будет хитрить и играть подло лишь бы выжить. Ему все равно кто вы! Если он вознамерился вас убить, то он будет жрать землю ради этого.
Я сглотнул вязкую слюну. Неужели и Гуфран считает меня большим ребенком? Я медленно отвернулся от него, остро ощущая накаляющуюся обстановку. Только сейчас осознал, как быстро бьется сердце. Удары болью отзывались в ребрах.
— Почему ты считаешь, что именно работы Тертиуса повлияли на меня?
— Возможно, я ошибаюсь, Ваше Высочество, но только в этой дрянной книжке говорится о том, что хороший воин не будет добивать раненного врага без необходимости! Это же верх глупости!
— Попридержи язык, — твердо сказал я.
За окном сыпал нескончаемый снег. Если вдуматься, то столько сил уходит на очистку территорий Венерандума! Тысячи золотых талантов в хакима тратятся на ерунду. Вспыхнула безумная мысль: а что если уйти навсегда в Юменту? Перетащить всех дворцовых министров, министров финансов, военных министров, министров по организации общественных работ, войско с их кудбирионами под землю! Для чего мучиться от холода здесь, в Венерандуме?
— Простите, Ваше Высочество, — сказал Гуфран. — Я не подумал, что говорю.
Я кивнул и бросил:
— Давай продолжим бой. В этот раз я не пощажу тебя!
Глава вторая. Тиберий
Тиберий ненавидел новую человеческую оболочку Безымянного Короля. Почему божественная душа не может подавить или уничтожить людскую душу? Сколько он ни убеждал себя, что надо терпеть, однако инфантильность главы Мезармоута злила его. Династическое древо включает в себя вот уже семь оскопленных королевских оболочек, и ни одна не вела себя так по-детски, так глупо!
Частенько Тиберию снился один и тот же сон: Безымянный Король входит в большой зал замка голый. Глаза его горят лихорадочным огнем безумия, из носа текут зеленые сопли, а из места, где когда-то был член, торчит дверная ручка. Старейшины ахают, придворные дамы теряют сознание, а Мартин Марциал, этот потомственный ублюдок и любитель инцеста, хлопает в ладоши и смеется.
Тиберий помотал головой, прогоняя видение. Когда-нибудь его больное сердце не выдержит, и он умрет возле королевского трона.
«Я слишком стар. Пора уходить на покой».
Чтобы хоть как-то прочистить мозги, Тиберий распахнул кожаную маску. Ледяной ветер хлестнул по лицу, в носу защипало, дыхание перехватило. Анимам обещал выйти морозным и богатым на новые трупы палангаев на стене. Впрочем, никому нет никакого дела до простых вояк. Они придут в эту жизнь и уйдут в царство Юзона, а Безымянный Король будет вечно править Мезармоутом.
Тиберий остановился и огляделся, несмотря на мороз. Луна висела высоко в небе, изливая на землю липкий свет. Звезды не уступали ей в яркости: их колкий блеск заглядывал в души тех неудачников, кому не посчастливилось оказаться на улицах Венерандума в такую погоду.
Было смертельно тихо и запредельно скучно.
Тиберий вздохнул полной грудью и ощутил, что ярость спала. Пусть человеческая оболочка Безымянного Короля и дальше чудит. В конце концов, кто он такой, чтобы осуждать бога? Может, Великий придумывает какой-нибудь хитроумный план… Да и что можно сделать с чужой глупостью? Ничего. Время всех рассудит.
Тиберий направился в сторону королевского гарнизона. Хуфра закончится через несколько анимамов, за ней последует жестокий сиф. Безымянный Король приказал в следующем менсе уменьшить количество палангаев на стенах города и отправить их на патрулирование улиц Юменты. И Тиберий за долгое время был согласен с решением владыки. Незачем гробить людей в морозы. Хотя старейшины совсем недавно предлагали через каждый эмиолиус ставить по жар-камню, однако эту затею Безымянный Король не поддержал.
Тиберий припомнил предыдущую человеческую оболочку бога — Доминика. Неужели он умер тридцать три хакима назад? Кажется, что еще вчера он правил твердой рукой Мезармоутом. Тиберий был уверен, что в Доминике преобладала душа Безымянного Короля. Его святейшество был мудр и строг.
Запорошенная снегом дорога петляла по мощеным улицам. Тиберий не спешил. Он наслаждался уединением и рассматривал окружающие его дома. В Юменте никогда не бывает такой тишины! Там никогда не затихают крики на рынках, никогда не перестают горланить уличные музыканты, и никогда не смолкают стуки кирок витамов. Венерандум же, казалось, был соткан из тишины: старейшины прятались либо в королевском замке, либо в своих домах, министры просиживали зады в муниципальных зданиях, а простые палангаи молчали на холоде, старясь сберечь тепло собственных тел.
«Зато Юмента больше Венерандума в несколько раз! И спрятаться в ней несравнимо проще»…