Широко улыбаясь, демортиуус выскользнул из объятий толпы и пружинистой походкой направлялся к ним.
— Королевский претор, прошу меня простить, — вкрадчивым голосом сказал он. — Я извиняюсь за то, что попросил вас не говорить с мудрым кудбирионом Немерием Мерулой.
«Парень умеет лебезить».
При более внимательном рассмотрении претор-демортиуус казался болезненно худым. Щеки ввалились, карие глаза лихорадочно блестели, кожа пугала своей бледностью. Самоуверенное лицо выдавало в нем неумелого интригана и лжеца. Но что нельзя было никак отрицать, так это красоту Секста: изящные длинные пальцы, чувственный женский рот и волевой подбородок делали его желанной добычей для дочек министров.
— Вы потребовали, чтобы я заткнулся, — сказал Тиберий. Он не хотел вступать в конфликт, однако желал узнать, насколько далеко может пойти в своих речах этот юнец.
Демортиуус опустил взгляд на каменный пол.
— Тиберий, ты слишком строг к парню! — вмешался кудбирион.
— Нет, — твердо сказал священнослужитель. — Королевский прокуратор прав. Я поступил не так, как следовало бы претору. В свое оправдание могу лишь сказать, что процесс отпущения грехов — трудный. Мне необходимо собрать все свои внутренние силы, чтобы управлять жар-камнями. Я в этом деле не слишком-то поднаторел.
Тиберий понял, что демортиуус лжет. И его это шокировало. Обычно солдаты старейшин выглядят как каменные изваяния: всегда холодные, всегда готовые убивать по первому приказу. Но этот Секст… Он улыбался простым палангаям, лебезил перед кудбирионом и королевским прокуратором. Словом, вел себя как обычный человек.
«Что-то здесь не так. И когда успел этот юнец втереться в доверие Немерию?»
— Секст слишком молод, Тиберий, — словно прочитал его мысли кудбирион. — Он не искушен в предписаниях тхатхи. Простим ему на первый раз.
Бросив сердитый взгляд на демортииуса, Тиберий сказал:
— Немерий, ты понял, что я тебе сообщил насчет завтрашнего анимама. Боюсь, дела ждут меня. Надо идти. Отдыхайте. И пусть не закончится вода на этом маленьком празднике.
С этими словами он направился к выходу из казармы.
Его особняк находился в аквилони-бешарской части города, практически у самой стены. На первый взгляд он казался нагромождением невообразимо тяжелых камней, которые переливались в ночи красными и фиолетовыми цветами. Однако на самом деле дом представлял из себя маленькую крепость-особняк, способную выстоять долгую осаду. Строил его сразу после мятежа юментских витамов один из первых королевских прокураторов — Воруб Нокс. Тиберий любил свой дом. В более теплые менсе он частенько любовался после работы и маленькими бойницами на верхних этажах, и угловатыми тяжеловесными балконами. Немногие в Венерандуме обладали такими роскошными зданиями.
Хотя были и минусы во владении особняком Воруба Нокса. Первый из них: внутри крепости всегда гуляли сквозняки, а от стен и пола тянуло холодом даже в коммититуре. И жар-камни не исправляли ситуацию. Второй минус: до сих пор по закону здание принадлежало далеким родственникам Нокса. Если бы старуха Янурия Нокс решилась перебраться в Венерандум, то Тиберий был бы обязан отдать здание. Но хвала дагулам, что эта сумасшедшая семейка предпочитала ютиться в Юменте — поближе к водонасосным башням и складам.
Тиберий открыл резные серебряные ворота, ведущие на участок, и по вычищенной от снега дорожке быстрым шагом направился к особняку.
«Наконец-то я дома!»
Одна из металлических дверей со скрипом открылась, и на пороге появился маленький мальчик в одной белой линумной рубашке с широкими рукавами и в черных кожаных штанах с ярко-зелеными бляшками.
— Стой! — крикнул он. — Кто идет?
— Луций, ну-ка быстро в дом! — ответил Тиберий.
Мальчик вытащил маленький костяной меч и с криком скрылся за дверью. Затем послышались радостные крики и смех.
«Ну сорванец! Вот же получит от меня! В такой мороз выскочил на улицу!»
Но Тиберий знал: у него рука не поднимется обидеть младшего сына. Он обожал детей даже после того, как при родах умерла жена. У него было пять сыновей и пять дочерей… В живых остались только Луций с Домиником да Гименея. А имена остальных он уже запамятовал. Да и зачем вспоминать мертвецов? За ними сейчас ухаживает Юзон.
Даже имя жены Тиберий предпочитал не произносить вслух.
Он открыл вторую металлическую дверь и вошел в дом. С мороза горели щеки и мочки ушей. Не успел он снять маску и плащ, как на него набросился с воплями Луций.
— Папа! Папа! А Доминик опять ходил в оружейную и трогал мечи.
Тиберий ущипнул сына за щеку. Луций был самым маленьким в их семье. Ровно менсе назад ему исполнилось шесть хакима. Он походил скорее на мать, чем на отца. По ночам лицо сына преследовало Тиберия в неотступных кошмарах.
«Я его люблю! И точка».
В парадной появилась рабыня Изра. Увидев господина, она потупила взор и спрятала руки за спиной.
— Почему Луций вышел на улицу без спроса? — с металлом в голосе спросил Тиберий.
— Простите, господин.
— Если еще раз маленький окажется на морозе в одной легкой рубахе, я лично высеку тебя.
Рабыня молча кивнула, коснулась плеч Луция и отвела его в другой конец парадной.
— Где Доминик? — спросил Тиберий, снимая маску.
Изра не ответила. Только сейчас он заметил, что её прозрачный линумный калазарис оказался испачкан в чем-то красном.
«Надо бы запретить ей ходить практически голой в доме. Почему я раньше не обращал на это внимание?»
— Где остальные рабы? — не унимался Тиберий.
Вздрогнув, Изра так сильно сжала плечи мальчика, что тот вскрикнул от боли.
— Папа, я же сказал: Доминик лазил в оружейную, он вытащил старый меч и вспорол себе ногу!
Брови Тиберия поползли вверх.
— Господин, с ним всё хорошо, — залопотала Изра. — Меч оказался слишком тяжелым для детских рук. Но не переживайте: рана неглубокая. Доминик выронил гладиус из рук, и лезвие порезало икру. Я услышала его крик, прибежала в оружейную, и нашла вашего сына. Растерявшись, я закричала, но быстро взяла себя в руки. Схватила Доминика и побежала наверх к лекарю. Старый Игоргий зашил рану. Ваш сын в своей комнате…
— Дагулья задница! — не обращая внимания на маленького Луция, воскликнул Тиберий.
Он бросил маску на пол и в грязных сапогах направился в комнату Доминика.
Глава третья. Секст
Его лицо состояло из семидесяти мышц. И название каждой он знал, как свои пять пальцев: вот челюстно-подъязычная, вот переднее брюшко двубрюшной, вот скуловая. Стоит моргнуть, как начинают работать фасция височной мышцы, верхняя мышца уха и еще десять других. Радость, печаль, меланхолия, уныние, гнев — он всё мог изобразить. За долгое время тренировок Секст научился походить на обычного человека. Но в отличие от тысяч людей, населявших Венерандум и Юменту, он видел глубинные причины эмоций и поступков.
Если старейшины скажут ему убить младенца, он сделает это с такой же легкостью, с какой ревухи проникают в тело алахама. Для него не существовало понятий сложности и легкости, понятий добра и зла. Все его чувства давно уничтожили во благо государства. Но Секст отличался от своих братьев демортуусов. Главным его достоинством была способность эмоционально мимикрировать под окружающих людей. Именно поэтому он в свои юные хакима достиг столь многого, хотя ему было наплевать на всё. Его душа давно застыла в вечной тьме. Он — обнаженный меч в руках старейшин. Он — заостренная стрела, разящая врагов Мезармоута.
Секст сидел на полу, скрестив ноги, и смотрел в зеркало. По левую сторону от него стояла глиняная бутылка воды, смешанной с умулусом. И хотя алкоголь был запрещен в Венерандуме, Секст все же нарушил закон. Вот уже как несколько менсе он узнал о том, что настойка подземного корня позволяет бродить по лабиринтам прошлого.
Секст погладил бутылку, словно красивую девушку. Когда звезда Тестатема загорится красным огнем, он нальёт в миску немного алкоголя и отправится в путь по прошедшим хакима. И тогда станет видна ниточка связей, что соединяла его и старейшин. Миллионы вопросов словно хунфусе роились в голове. Где он родился? Где родители? Почему старейшины выбрали его? И почему он встал на путь воина-демортиууса? Удивительно, но за десять хакима забылись все детские воспоминания.