И вот мы наконец в своих покоях в доме хали Тимара. Севастьен закрывает двери на ключ, активирует охранки, а я с наслаждением стягиваю с себя тяжеленую от карилью. И зачем столько золота и камней на себе носить? Кручу головой, разминая шею и тут же чувствую на плечах мужские пальцы.
— Разрешишь? — тихо интересуется герцог и, не дожидаясь ответа принимается разминать усталые мышцы.
— У меня не только шея устала, — срывается с моих губ, прежде чем я успеваю понять, как приглашающе это звучит. Невольно напрягаюсь, а потом… Какого беса? Я хочу его? Хочу. Зачем эти лицемерные пляски вокруг да около? В конце концов кровать ещё не брачный алтарь.
— Я весь к твоим услугам, — в голосе Севастьена появляются мурлыкающие нотки, от которых у меня волоски на теле встают по стойке смирно. И мурашки… Да буквально табуны мурашек…
— М-м-м, как заманчиво, — выдыхаю, чувствуя позади его большое тело. — Но я бы сначала хотела искупаться.
— Я могу помочь? Спинку потереть?
— А если нет? — оборачиваюсь к нему, заглядывая в лицо. Где тот напор, с которым он купал меня в ванной в гостинице? Я тут может уступать приготовилась.
— Какого ответа ты хочешь, Скар? Что бы я не ответил, лишь от тебя зависит, что ты услышишь, — понимающе улыбается он. — Так я могу помочь?
Хочешь моего решения? Ладно.
— Помоги… — произношу, смотря ему в глаза. Вот она я. Сдаюсь. Бери.
В тёмной синеве его глаз плещется такой голод, что у меня пальцы на ногах подгибаются. Он склоняется, запечатлевая короткий жалящий поцелуй на моих губах, и принимается раздевать меня. Я поначалу пытаюсь помочь, но мои руки отводят с твёрдым: “Я сам!” И мне остаётся только трепетать от предвкушения, пока он снимает платье, потом, опустившись на колени, отстёгивает ножны с кинжалами, попутно целуя мои подрагивающие коленки. Я только и могу, что, постанывая, ждать его ласки, когда мужские руки находят завязки моих панталон и тянут их, чтобы снять этот последний оплот моей рассудительности. От обжигающего прикосновения его губ к моему животу, меня буквально молнией прошибает. С хриплым выдохом непроизвольно хватаюсь за волосы Севастьена, а он поднимает голову и, смотря мне в глаза, целует опять. Ниже. Прикусывает лобок, заставив взвизгнуть, сжав шелковистые пряди.
— Тебя хочется съесть, ты знаешь? — этот низкий хриплый голос и большие ладони, сжимающие мои ягодицы… Как же устоять на ватных ногах?
Закусываю губу, цепляясь за широкие плечи, а Севастьен поднимается, подхватывает меня на руки. И несёт в ванную. Ах да… ванна… кажется я купаться хотела.
Следующий час стал самой изысканной чувственной пыткой, которую только можно представить. Этот несносный мужчина, засунув меня в ароматную воду, принялся делать именно то, о чём спрашивал. Он мне помогал купаться. Точнее купал меня единолично, полностью пресекая любые мои действия. Его руки, кажется, были везде. Севастьен, намыливал, гладил, потирал, ласкал, трогал… Вот даже не представляла, что моё тело может чувствовать столько всего. Обласканная, зацелованная, я могла лишь постанывать в его руках, полностью отдаваясь на их волю. Нежась в объятиях большого тела, целуя плечи, шею, твёрдую линию подбородка, губы, пока меня с рыком не принимались целовать в ответ, лаская умелыми пальцами разгорячённое лоно, сжимая груди, сминая ягодицы…
Разомлевшую меня Севастьен вытаскивает из ванны и, насухо вытерев, относит в спальню, где, уложив на живот посреди огромной кровати, неожиданно садится сверху на мои бёдра.
— Тьен… а что ты делаешь? — вырывается у меня, когда я чувствую, как на спину капает что-то жидкое и тёплое. Повернуть голову и посмотреть не получается из-за его ладони на лопатках.
— Как что? Массаж моей уставшей звёздочке, — хмыкает мой мучитель и проводит ладонями по позвоночнику, растирая масло.
М-м-м, как же хорошо.