Что ж, до сих пор недоумеваю, как у такой эксцентричной дамы, как бабушка, родилась столь практичная особа — моя мать. Хотя, возможно, она стала прагматичной просто назло собственной родительнице, ей в противовес? Подобный способ самозащиты я могла понять и простить…
— О, бабуль, привет… — безрадостно промямлила я. — Как… мило…
Ничего милого, по сути, я не находила. Когда госпожа Гертруда пересекалась со своей взрослой дочерью, ссора была практически неминуема… или, в крайнем случае, холодная война с язвительными замечаниями и взаимными подколами. А свидетели этой сцены могли лишь молча наблюдать за печальным развитием событий… каждый, кто пытался разрядить обстановку или переключить внимание дам на иной предмет, только подливал масла в огонь. Мы с папой подобной оплошности с некоторых пор не совершали (жизненный опыт!)… ну, почти не совершали.
Предвидя не самый приятный вечерок, я уныло поплелась на кухню, где застала накрытый к ужину стол и отца, мявшегося у окна. При виде меня папа просветлел лицом и сделал попытку улыбнуться — впрочем, я не ответила тем же и лишь напряженно кивнула. Понятное дело, он был доволен, что я составлю ему компанию, однако мог бы и предупредить любимую дочь! Знал ведь, что я частенько захаживаю на огонек к концу недели…
— Это еще не все гости, — вполголоса заметил папа. В глазах его прыгали чертики, казалось, отца забавляет моя досада. — Настенка здесь…
— Настенька? — обрадовалась я. — Это отличная новость.
— Хоть одно веселое лицо, — согласился, смеясь, папа.
Настька была моей любимой кузиной и папиной племянницей, дочерью его младшего брата. Совсем еще юная, эта девочка напоминала мне белокурого ангела… очень солнечный человечек. Конечно, в 12 лет нетрудно быть ангелочком, в столь нежном возрасте ты еще полон света и любви, ты веришь в чудеса и убежден, что жизнь приготовила для тебя особенную судьбу… а значит, оставалась надежда, что моя юная двоюродная сестричка смягчит нравы сегодня за ужином…
Я поняла, как ошибаюсь, четверть часа спустя, когда мы все без удовольствия трапезничали. Напряжение буквально витало в воздухе, оно обратило пространство в желейный студень, и каждый вдох давался с трудом. Даже Настенька ощущала неловкость и стреляла своими глазками в тетю и бабушку с некоторым испугом.
Нужно отдать должное моим родственникам, они умудрились не поссориться. Но язвили особенно зло!
— Вполне приемлемо, — например, скупо похвалила бабушка мамин суп, и правда неплохой. — Есть можно…
Мама вспыхнула, явно задетая недостатком сердечности в этом суховатом комплименте. Бросив взгляд на Настю, она ядовито процедила:
— Спасибо, мамочка… конечно, это не колдовское зелье, но на простой рассольник моих талантов кухарки хватило.
Если она рассчитывала оскорбить чувства матери, ее ждало разочарование. Гертруда величественно пожала плечами и с великосветской улыбкой сказала, поднося ко рту очередную ложку с супом:
— Да, дорогая, кое-где ты тоже делаешь успехи… в конце концов, не всем суждено летать.
Наверное, вспышка была бы неизбежна, мать не стерпела бы эдакого прозрачного оскорбления, я видела это по ее лицу, покрывшемуся багровыми пятнами. Однако прежде чем она успела выразить свое негодование, в разговор вмешалась Настя.
— А ты умеешь летать, бабуль? — восхищенно вопросила она, доверчиво взирая на госпожу Гертруду. — Взаправду?
Я громко фыркнула, отец подавился супом, зато мама тотчас воспользовалась случаем вставить очередную шпильку:
— Конечно, дитя, умеет… на метле, верно, мама?
В этот опасный момент раздался спасительный звонок в дверь. Во всяком случае, я восприняла его именно так, он показался мне соломинкой, за которую я ухватилась подобно утопающей.
Я с облегчением сорвалась с места и бросилась в прихожую, не в силах и далее переносить затянувшуюся перепалку. Я распахнула входную дверь, даже не спросив, кто вздумал почтить нас своим присутствием… а когда увидела неведомого гостя, так изумилась, что не успела сориентироваться, и он уверенно (в кои-то веки!) переступил порог. И вытолкать его обратно я смогла бы только с папиной помощью… Антон не был атлетом, конечно, но возвышался надо мною на добрые полголовы. Тем более я была (и остаюсь) барышней весьма хрупкой конституции.
— Ты что тут забыл? — севшим от волнения голосом спросила я. — И как меня нашел?
Он немного смутился, слегка порозовел. Тоже мне, барышня на выданье!