Прошло около минуты, прежде чем остатки сна слетели с меня, и я смогла полностью осознать себя и собственное местоположение. В памяти запечатлелся образ нового Антона — с уверенной осанкой, властными манерами, привлекательной внешностью… и этот образ никак не хотел согласоваться с реальностью. Я чувствовала внутренний конфликт, наверное, именно так ощущает себя робот, в чьей программе произошел сбой. Но, к счастью, я не робот, а человек. И человек смирится с любым конфликтом и отложит “разбор полетов” на неопределенное “потом”.
Не знаю, как долго я лежала бы в прострации, размышляя о загадочном сновидении. Наверное, в конце концов, я снова погрузилась бы в дрему… однако впасть в забытье мне помешал стон, донесшийся со стороны кровати.
“Настя!” — тотчас встрепенулась я и бросилась к постели, которую сегодня занимала моя любимая кузина.
Ночь была лунной, и в неровном серебристом свете, проникающем сквозь наши окна в комнату (штор я не признавала) я различила осунувшееся лицо Насти; казалось, она похудела за те пару часов, что мы с ней не общались. Чудно! Как можно “спасть с лица”, пока спишь?! Или то разыгралось воображение?
Стремясь унять беспокойство, я зажгла настольную лампу и тотчас убедилась, что моя тревога небезосновательна. Девочка была как будто в бреду, лоб ее покрывала испарина, волосы укрыли подушку беспорядочным полотном… кузина стонала и шептала что-то сквозь грезы, тихонько хныкала.
— Проснись, проснись, — испуганно зашептала я, стараясь пробудить девочку. Ничего не помогало, она оставалась во власти своего кошмара.
Я заметалась по комнате, не зная, что предпринять. Меня подмывало разбудить мать и переложить проблему на ее плечи, но это было бы слишком по-детски. В конце концов, я принесла влажную тряпку и приложила ее к раскаленному лбу кузины, от которого практически шел пар. Мне казалось, я его даже вижу!
Настя снова что-то зашептала в полусне, ее голова заметалась по подушке. Я наклонилась к девочке, мое ухо почти коснулось ее губ, и я услышала едва слышный шепот:
— Антон… Антон…
Антон?! Шокированная, я отпрянула от спящей девочки и с изумлением воззрилась на нее. Послышалось? Я искренне надеялась, что да.
Остаток ночи я провела у ее кровати, иногда задремывая, иногда снова приходя в себя, причем каждое такое пробуждение напоминало маленькую встряску. Я вздрагивала, непонимающе вертела головой, и когда воспоминания неохотной лавиной наваливались на меня, — тянулась к постели, проверяя состояние Насти. Она так и не проснулась, но сон ее был тревожным.
* * *
Утром мне, как говорится, попало “по первое число”. Мать совершенно забыла, что я уже взрослая и давно живу сама, по своим собственным правилам. Все подобные соображения отошли на второй план, когда она увидела потную Настю, с взлохмаченной шевелюрой и заострившимися скулами. Девочка выглядела нездоровой, сейчас, в сероватом утреннем свете, это стало совершенно очевидным.
— Ты должна была меня разбудить! — бушевала она. — Что теперь подумает Олег?! А еще хуже — Оксана! Они решат, будто я не в состоянии проследить за их дочерью без того, чтобы она попала в беду!
Олег был младшим братом моего любимого отца, а Оксана — его женой с весьма сварливым характером, причем этот характер плохо сочетался с не менее буйным нравом моей мамáн. Мои мама и тетка плохо ладили и при длительном “взаимодействии” всегда умудрялись поссориться.
— Ну, простуда не тянет на беду, — попробовала успокоить я мать, однако добилась противоположного эффекта. Она разъярилась еще сильнее.
— Какая еще простуда?! — вскинулась мама и с трагическим видом, даже несколько театрально, махнула рукой в сторону кровати. — Явный грипп! А грипп может иметь страшные осложнения!
Я искоса глянула на кровать и с ноткой удовлетворения убедилась, что мамины крики успели разбудить нашу гостью. Девочка сонно заворочалась и размежила веки, взгляд ее, расфокусированный, заскользил по комнате и остановился на наших фигурах. В глазах не сразу, но забрезжило понимание; Настя вынырнула из своих болезненных грез и явно нас узнала.
Я была ее пробуждению. Пусть уж лучше мама с ее невероятной жизненной энергией и активностью переключится на более достойный внимания объект.
Так и случилось. Обнаружив, что наша юная родственница проснулась, мама сразу смягчилась, в ней как будто щелкнул переключатель, столь внезапным оказалось преображение: лицо расслабилось, сурово поджатые губы дрогнули в улыбке, в глазах зажглась теплота; конечно, все эти чувства были обращены не на дочь (меня то бишь), а племянницу.