— Дорогая, как ты? — мама склонилась над постелью Насти и ласково поправила ее одеяло, погладила по растрепанным волосам. — Что болит?
Взгляд девочки снова расфокусировался, стал рассеянным. Наверно, она временно отключилась от внешнего мира и сосредоточилась на своих внутренних ощущениях.
— Голова… — наконец, слабым голосом сказала Настя, закрывая глаза.
— Болит голова? — тревожно повторила мама. — Сильно?
— Да… — едва слышно протянула кузина. — Или… нет… не знаю… кружится все…
Она помолчала, вслушиваясь в себя, потом все тем же слабым, словно сломленным голоском сказала:
— Мне душно… и страшно.
Мы с мамой переглянулись, недоумевая. Впрочем, мама была удивлена больше меня… в конце концов, нечто подобное я уже слышала минувшей ночью., когда Настя жаловалась на страх… хоть и не объяснила его причин.
Я наклонилась к девочке и, откашлявшись, с деланой небрежностью уточнила:
— А чего ты боишься? Что тебя пугает?
Настя снова открыла глаза, взгляд был мутным.
— Не знаю, не помню, — теперь она дрожала всем телом. — Мне снился странный сон.
Я покосилась на мать — она по-прежнему выглядела недоумевающей, хотя явно старалась взять себя в руки, видимо, полагая, что сомнения и тревога лишь усугубят ситуацию и еще больше напрягут нашу несчастную гостью.
— Сны — последствия гриппа! — бодрым тоном, с уверенностью, которой наверняка не ощущала, заявила мать, и я мысленно ей зааплодировала. — Мы сейчас дадим себе горячего чаю с малиной, и все пройдет.
Я сомневалась, что столь простой рецепт решит проблему, но возражать не стала. Маму следовало занять какой-нибудь бурной деятельностью — переключившись на Настю, она позабыла обо мне, и я была этому только рада. Мне следовало поразмыслить обо всем, что произошло, и посоветоваться кое с кем… с единственным человеком, который готов слушать безумные предположения.
Конечно, я подразумевала свою бабушку. Уж кто-кто, а она не станет смеяться, выслушав мои сомнения!
* * *
Бабушка и не стала смеяться. Более того, она отреагировала нетипичным для себя образом, без привычной ее образу ироничной и снисходительной аристократичности. Куда вдруг подевались ее изысканные манеры?! Бабуля рвала и метала, невзирая не почти светское общество — я даже пожалела, что мы встретились в моем любимом ресторанчике, лучше бы пили чай у меня на кухне.
— Ты где вообще его выкопала? — возмущалась бабушка, не трудясь понизить голос. На нас уже косились, чем ужасно меня смущали.
Я пожала плечами, стараясь держаться независимо и небрежно, словно не замечая чужих взглядов, насмешливо скользящих по нашим с бабушкой фигурам.
— Какая разница? У нас с ним нет ничего серьезного.
Бабушка прищурилась, всматриваясь в мое лицо. Казалось, она пытается прочитать мои мысли.
— Он опасный молодой человек! — строго и громко произнесла она после тяжелой паузы, по-прежнему не понижая голоса — вероятно, хотела, чтобы все посетители кафе были в курсе моих амурных дел. — Опасный!
Мне стало смешно. Антон, опасный? Забавная шутка…
— Бабуль, не выдумывай! — махнула я рукой. — Какой он, к черту, опасный?! Пацан… хлюпик…
Бабушка поджала губы.
— Может быть, но сообразительный при том.
— Ну и что такого он насоображал? — удивленно осведомилась я, недоверчиво взирая на свою почтенную родственницу. Шутит или нет? Если да, то ее остроумие явно дало сбой…
Бабушка ответила не сразу. Она сидела, по-царски распрямив плечи, в красивой картинной позе, и неторопливо помешивала ложечкой свой остывающий кофе. Истинная баронесса, и не поверишь, что несколько минут эта немолодая аристократка громогласно возмущалась, позабыв о приличиях.
— Ты чего молчишь? — не выдержала я, наконец. Никакого терпения не хватит с моими родичами, особенно женского пола! — Если уж начала говорить, так продолжай! Что за манера скрытничать?!
Теперь уже на МЕНЯ оглядывались — впрочем, я была слишком зла, чтобы обращать на это внимание.
— Я не скрытничаю, — со вздохом возразила бабушка, отодвигая ополовиненную чашку и поднимая на меня утомленный взгляд. Я даже поежилась, так непривычно было видеть оттенок усталости на ее лице; госпожа Гертруда была личностью неутомимой и бодрой, невзирая на годы. — Я не скрытничаю, Эля, — повторила бабуля с нажимом. — Я… не знаю, как тебе донести свою мысль. Боюсь, ты отнесешься к моим словам предвзято и с насмешкой… и если в обычных ситуациях я не против твоего упрямства, то этот случай слишком уж серьезный. Тут не до иронии.
Я поджала губы, прекрасно понимая, куда клонит гранд-мамáн. Предвзято и насмешливо я относилась только к одной теме в разговорах с бабушкой, а именно, — к нашему с ней якобы колдовскому нутру. А как можно всерьез поверить, будто ты — ведьма? И в потенциале умеешь ведовать? Вот и я не верила, и настойчивость моей почтенной родственницы в данном вопросе меня несколько раздражала.