— Если бы мать постоянно не давила, то и проблем бы не было… — часто повторял Паша в раскаянии, и он был как никогда прав в своей жизни.
Даже был момент: я смотрела в зеркало и на полном серьезе соглашалась с тем, что я некрасивая. Хорошо хоть, Таня была рядом и смогла меня переубедить.
Некрасивая? Да. Ненормальная? Конечно. Умственно отсталая? Без сомнения. Проще было согласиться, чем объяснять, почему не верблюд. Нет, поначалу, естественно, я пыталась его переубедить. У меня это не получалось, я от бессилия и досады начинала плакать, и — вуаля! Еще одно подтверждение того, что мой родной дом — палата с желтыми стенами. Поэтому я молчала, скрепляла зубы и со всем соглашалась. А что мне еще оставалось делать? Для того, чтобы быть с Пашей, я была готова простить все — и оскорбления, и унижения.
Мы хотели поехать на море вдвоем, хотя бы на неделю. Нина Владимировна надавила, переубедила, и в Сочи Паша поехал с друзьями.
За день до поездки мы расстались. Глупо и беспричинно.
Я чувствовала себя какой-то жалкой, использованной, и едва Паша сел в поезд, я впервые в жизни сказала сама себе: «Катя, с этим надо завязывать».
Но завязать так просто не получилось. Отношения с Пашей уже успели захватить меня полностью. Он стал моей жизнью, моей любовью, которую я из-за очередного заскока могла потерять.
Именно во время этой поездки, фактически — вынужденного расставания, я осознала, что слишком сильно люблю Пашу. Без него окружающий мир становился скучным, неинтересным. И я испугалась своих чувств — слишком уж глубокими они были.
На фоне моей драмы Ивар сделал предложение Тане, которая та с радостью приняла. И решила устроить девичник, дань прощания свободной жизни. Смутно помню само действо, и даже короткие мгновения, запечатленные на фотографиях — вспоминаются слабо. Я криво улыбаюсь в камеру, прикрывая часть лица самодельным хиджабом — полупрозрачной фатой и белой кружевной маской. Кажется, было весело… Не помню. Но точно помню, как из клуба нашу шумную женскую братию забирал Ивар.
— Катюх, мне будет не хватать тебя в Германии. Из всех моих русских знакомых ты единственный положительный персонаж, — признался будущий муж, пытаясь убрать с руля Танину ногу, которую та задрала, чтобы показать жениху свои мозоли. Ивара это изрядно раздражало: — Я тебя предупреждал, малышка, что не надо было обувать эти туфли!
— Ну, Иви-ик, — заплетающимся языком протянула пьяная вхлам малышка. — Они же красивые… Катерина! — она резко повернулась ко мне, забыв про мозоли. — А ты… ты… ты коза, вот ты кто! Подруга, называется… Бросаешь меня прямо перед свадьбой!
— Я тебя не бросаю, Тань, но в Гамбург поехать точно не смогу, — оправдывалась я, но подруга слышать ничего не хотела, прекрасно зная, что все мои оправдания вилами по воде писаны.
— Из-за какого-то козла пропустить свадьбу лучшей подруги! Нет у тебя совести! Я тоже на твою свадьбу не приду, вот так! — Танюша устроилась поудобнее на автомобильном сидении, облокотившись на любимого, и замолчала — видимо, обещанного ею при выходе из клуба продолжения банкета не будет, так как виновница торжества в состоянии нестояния.
Я резко почувствовала себя пятым колесом в телеге и уткнулась в окно — мы как раз проезжали модный торговый центр. Если пешком пройти чуть дальше, то можно дойти до Пашиного дома…
Я всхлипнула — тихо, но мне кажется, что даже если бы я зарыдала навзрыд, все равно никто бы не услышал. Ивар следил за дорогой, а Таня, судя по количеству выпитых коктейлей, видит сейчас десятый сон.
Наконец хлынули слезы — не от отчаяния и не от осознания безысходности своего положения, а из-за элементарной обиды, что в этот момент Паши нет рядом. Потому что я ему не нужна. Но, несмотря на это, он нужен мне… и от этой мысли почему-то сжалось сердце, в которое один нехороший парень успел забраться с головой. И этот парень сейчас наверняка с какой-нибудь барышней на пляже загорает и даже не вспоминает обо мне.
Правильно меня Таня называла — влюбленная дура. Влюбилась — и теперь придется пережить это, переступить через свою любовь так, как это сделали со мной. Наступить на горло своим чувствам и жить дальше. Вот только как жить без него?
5
После того, как Паша вернулся, мы с ним встретились. Я не была к этому готова, сразу в бутылку свернулась, смотрю: а в глазах у Паши, как в самом темном море, белой пеной плещутся нежность, забота… и любовь. Да, она была даже тогда, когда Паша сам оспаривал данный факт. Кто-то подумает, что это я для самоуспокоения говорю, что мне просто так хочется думать, но нет…! Поверьте, я Пашино настроение научилась различать по звуку голоса в телефонной трубке, по одному взгляду его родных глаз. Я его знала, наверное, даже лучше, чем саму себя.