Выбрать главу
Тот, с которым сидел в Магадане, Мой дружок по гражданской войне — Говорит, что пишу ему: «Ваня! Скушно, Ваня, — давай, брат, ко мне!»
Я уже попросился обратно — Унижался, юлил, умолял… Ерунда! Не вернусь, вероятно, — Потому что я не уезжал!
Кто поверил — тому по подарку, — Чтоб хороший конец, как в кино: Забирай Триумфальную арку, Налетай на заводы Рено!
Я смеюсь, умираю от смеха: Как поверили этому бреду?! — Не волнуйтесь — я не уехал, И не надейтесь — я не уеду!

1970

Веселая покойницкая

Едешь ли в поезде, в автомобиле Или гуляешь, хлебнувши винца, — При современном машинном обилье Трудно по жизни пройти до конца.
Вот вам авария: в Замоскворечье Трое везли хоронить одного, — Все, и шофер, получили увечья, Только который в гробу — ничего.
Бабы по найму рыдали сквозь зубы, Дьякон — и тот верхней ноты не брал, Громко фальшивили медные трубы, — Только который в гробу — не соврал.
Бывший начальник — и тайный разбойник В лоб лобызал и брезгливо плевал, Все приложились, — а скромный покойник Так никого и не поцеловал.
Но грянул гром — ничего не попишешь, Силам природы на речи плевать, — Все разбежались под плиты и крыши, — Только покойник не стал убегать.
Что ему дождь — от него не убудет, — Вот у живущих — закалка не та. Ну а покойники, бывшие люди, — Смелые люди и нам не чета.
Как ни спеши, тебя опережает Клейкий ярлык, как отметка на лбу, — А ничего тебе не угрожает, Только когда ты в дубовом гробу.
Можно в отдельный, а можно и в общий — Мертвых квартирный вопрос не берет, — Вот молодец этот самый — усопший — Вовсе не требует лишних хлопот.
В царстве теней — в этом обществе строгом Нет ни опасностей, нет ни тревог, — Ну а у нас — все мы ходим под Богом, Только которым в гробу — ничего.
Слышу упрек: «Он покойников славит!» Нет — я в обиде на злую судьбу: Всех нас когда-нибудь ктой-то задавит, — За исключением тех, кто в гробу.

1970

Милицейский протокол

Считай по-нашему, мы выпили не много — Не вру, ей-богу, — скажи, Серега! И если б водку гнать не из опилок, То чё б нам было с пяти бутылок!
…Вторую пили близ прилавка в закуточке, — Но это были еще цветочки, — Потом — в скверу, где детские грибочки, Потом — не помню, — дошел до точки.
Я пил из горлышка, с устатку и не евши, Но — как стекло был, — остекленевший. А уж когда коляска подкатила, Тогда в нас было — семьсот на рыло!
Мы, правда, третьего насильно затащили, — Ну, тут промашка — переборщили. А что очки товарищу разбили — Так то портвейном усугубили.
Товарищ первый нам сказал, что, мол,    уймитесь, Что — не буяньте, что — разойдитесь. На «разойтись» я сразу ж согласился — И разошелся, — и расходился!
Но если я кого ругал — карайте строго! Но это — вряд ли, — скажи, Серега! А что упал — так то от помутненья, Орал не с горя — от отупенья.
…Теперь дозвольте пару слов без протокола. Чему нас учит семья и школа? Что жизнь сама таких накажет строго. Тут мы согласны, — скажи, Серега!
Вот он проснется утром — протрезвеет — скажет: Пусть жизнь осудит, пусть жизнь накажет! Так отпустите — вам же легче будет: Чего возиться, раз жизнь осудит!
Вы не глядите, что Сережа все кивает, — Он соображает, все понимает! А что молчит — так это от волненья, От осознанья и просветленья.
Не запирайте, люди, — плачут дома детки, — Ему же — в Химки, а мне — в Медведки!.. Да все равно: автобусы не ходят, Метро закрыто, в такси не содят.
Приятно все-таки, что нас тут уважают: Гляди — подвозят, гляди — сажают! Разбудит утром не петух, прокукарекав, — Сержант подымет — как человеков!