Выбрать главу
Ох, сегодня я отмаюсь,    эх, освоюсь! Но сомневаюсь,    что отмоюсь!
Не спи!    Где рубаху мне по пояс      добыла?! Топи!    Ох, сегодня я отмоюсь      добела! Кропи!    В бане стены закопченные      кропи! Топи!    Слышишь, баню мне по-черному      топи!
Ох, сегодня я отмаюсь,    эх, освоюсь! Но сомневаюсь,    что отмоюсь!
Кричи!    Загнан в угол зельем, словно      гончей — лось. Молчи!    У меня давно похмелье      кончилось. Терпи!    Ты ж сама по дури      прóдала меня! Топи!    Чтоб я чист был, как щенок,      к исходу дня!
Ох, сегодня я отмаюсь,    эх, освоюсь! Но сомневаюсь,    что отмоюсь!
Купи!    Хоть кого-то из охранников      купи! Топи!    Слышишь, баню ты мне раненько      топи! Вопи!    Все равно меня утопишь,      но — вопи!.. Топи!    Эту баню мне как хочешь,      но — топи!
Ох, сегодня я отмаюсь,    эх, освоюсь! Но сомневаюсь,    что отмоюсь!

<1970>

«Я первый смерил жизнь обратным счетом…»

Я первый смерил жизнь обратным счетом — Я буду беспристрастен и правдив: Сначала кожа выстрелила потом И задымилась, поры разрядив.
Я затаился, и затих, и замер, — Мне показалось — я вернулся вдруг В бездушье безвоздушных барокамер И в замкнутые петли центрифуг.
Сейчас я стану недвижим и грузен, И погружен в молчанье, а пока — Меха и горны всех газетных кузен Раздуют это дело на века.
Хлестнула память мне кнутом по нервам — В ней каждый образ был неповторим… Вот мой дублер, который мог быть первым, Который смог впервые стать вторым.
Пока что на него не тратят шрифта, — Запас заглавных букв — на одного. Мы с ним вдвоем прошли весь путь до лифта, Но дальше я поднялся без него…
Вот тот, который прочертил орбиту, При мне его в лицо не знал никто, — Все мыслимое было им открыто И брошено горстями в решето…
И словно из-за дымовой завесы Друзей явились лица и семьи, — Они все скоро на страницах прессы Расскажут биографии свои.
Их всех, с кем вел я доброе соседство, Свидетелями выведут на суд, — Обычное мое, босое детство Обуют и в скрижали занесут…
Чудное слово «Пуск!» — подобье вопля — Возникло и нависло надо мной, — Недобро, глухо заворчали сопла И сплюнули расплавленной слюной.
И вихрем чувств пожар души задуло, И я не смел — или забыл — дышать. Планета напоследок притянула, Прижала, не желая отпускать.
Она вцепилась удесятеренно, — Глаза, казалось, вышли из орбит, И правый глаз впервые удивленно Взглянул на левый, веком не прикрыт.
Мне рот заткнул — не помню, крик ли,    кляп ли, Я рос из кресла, как с корнями пень. Вот сожрала все топливо до капли И отвалилась первая ступень.
Там, подо мной, сирены голосили, Не знаю — хороня или храня, А здесь надсадно двигатели взвыли И из объятий вырвали меня.
Приборы на земле угомонились, Вновь чередом своим пошла весна, Глаза мои на место возвратились, Исчезли перегрузки, — тишина…
Эксперимент вошел в другую фазу, — Пульс начал реже в датчики стучать. Я в ночь влетел — минуя вечер, сразу, — И получил команду отдыхать.
И неуютно сделалось в эфире, Но Левитан ворвался в тесный зал И отчеканил громко: «Первый в мире…» — И про меня хорошее сказал.