— Сделку? — переспросил я.
Надо признаться, он меня удивил. Думал он даже слов таких не знает, «сделка». Он же помимо кровавых побоищ, вина, борделя и побрякушек ничем не интересуется. Ему, кажется, даже по вкусу стал этот холенный эльратский дворец.
— Да, Витторио, ты не ослышался — сделку. Ты же дорожишь нордорийцами? — растягивал он, смакуя слова, — Тебя же волнует судьба своего народа? Ты ведь жизнь готов положить за него правда? Ты готов переступить через все и даже через свою гордость. Откажись от этого боя и склонись передо мной, объявив меня истинным наследником Великого Эрла Вальфа. Я женюсь на Анне Авроре и стану императором, а ты моим канцлером и верным советником. Ты же не сможешь быть в стороне, когда дело касается судьбы нордорийцев, правда? Не люблю всю эту политическую чепуху. Думаю, ты с ней прекрасно справишься. Ну а я тем временем займусь вещами более приятными. Империи нужен наследник. А с такой женой, как Анна Аврора делать их будет одно удовольствие. Ты же видел ее? Какая она строптивая. А уж какая в постели будет…С такой точно не уснешь. — сказал он, потирая поцарапанную щеку.
Вот же ублюдок. Хочется прибить его на месте, но я сдерживаюсь. Это тяжело.
— Если я откажусь? — обманчиво спокойным тоном спрашиваю его.
Подобный монолог обязательно должен был закончиться чем-то вроде «или», которого он не сказал. Что ж, я готов его выслушать.
— У тебя нет выбора. Анна Авроры все равно будет со мной. На земле или на небе. Если я выиграю, она станет мое женой, сделав меня тем самым императором. Мне правда придется искать другого советника вместо тебя, но это все мелочи. Но, если я проиграю, то она умрет вместе со мной. Ее просто убьют и ее голубая кровь тебе не достанется. Единственная живая наследница императорской династии Бенкендорф погибнет и ты потеряешь последнюю возможность узаконить свою власть в глазах поданных и на международной арене. Мы отправимся с ней в преисподнюю, а ты, как и все нордорийцы, будешь жалеть, что не отправился с нами. Потому вас здесь всех в лучшем случае живьем разорвут на части, и адские муки тебе покажутся раем. Кстати, ее кровь не голубая, оказывается, а такая же красная, как у всех.
От его слов у меня аж все пересохло в горле. Ублюдок, мерзавец, трус. Что он посмел сделать? Он боится сразится со мной в честном бою. Даже сейчас, когда видит, как сильно я измотан событиями последних дней, он боится меня. Его страшит моя сила. Он не может подсыпать мне яд, потому что всю мою еду проверяют, не может подослать ко мне стражников, потому что при себе я держу только тех, с кем прошел не одну битву. И придумал этот мерзкий и изощрённый способ. А главное вполне себе безупречный. Никто не заподозрит его в моей внезапной смерти. Никто не усомнится в его обоснованных претензиях на престол, если я просто стану канцлером при нем.
Но самое главное. Он ставит меня перед выбором там, где этого выбора априори нет. Он знает, что я ставлю свой народ превыше всего. Знает, как я предан нордорийцам. Понимает, что я сделаю все ради их жизней и благополучия. И все равно ставит меня перед этим выбором.
Джордж осознает, что он не лучший политик, поэтому предлагает мне занять место канцлера при нем, чтобы я мог служить своему народу. Он прав, я слишком сильно предан нордорийцам. И в тоже время понимает значение Анны Авроры. И в первом и во втором варианте он отбирает у меня ее. А он не дорожит ею. Исходя из его слов, он пролил ее кровь и я даже боюсь представить о чем может идти речь. Он хочет забрать мою Анну Аврору, которую я нашел с таким трудом, которую выкормил с ложечки, у постели которой сидел ночами. Я сделал все, чтобы она жила.
Кажется, мой выбор очевиден и это…
Глава 7. Надежда
Анна Аврора:
Было больно. Больно и страшно. Больше всего я боялась, что эти варвары обесчестят меня раньше, чем я умру. Тогда я стану грязной и падшей женщиной, из-за чего дорога в рай мне будет заказана. Я буду обречена на вечные адские муки, но разве я еще не выстрадала себе место в райский садах? Разве то, что я пережила недостаточно?
Видимо нет…
Витторио рвал мою хлопковую одежду, а вместе с ней мою душу. Каждый новый рывок был будто последний, мне казалось во-вот и сердце мое остановится, но оно стучало. Так быстро, так тревожно, словно у загнанного зверя.
Я понимала, что все мои попытки вырваться смешны и бессмысленны. Но, если бы я не стала этого делать, то, наверное, и вовсе перестала бы себя уважать. Да и с кем я тягалась?